Она чуть было не закричала, что он вор и поэтому его хозяин сидит без денег, но вовремя остановилась. Надо молчать и ждать возвращения Дайнуолда. Филиппа слегка запрокинула голову и смерила Алайна надменным взглядом:
— Нет, сэр управляющий, мне здесь ничего не нравится.
— Лжешь!
Филиппа молча отошла от него; стоя в сторонке, она наблюдала, как обитатели Сент-Эрта покупают или меняют товары. Когда девушка возвращала облюбованные ленточки торговцу, то едва сдержала слезы. Глупо, но ей отчаянно хотелось купить именно эти, бледно-розовые — как небо во время восхода солнца. Они изумительно сочетались с одним из ее платьев, которое осталось в Бошаме.
Торговец остался переночевать в замке. Вечером Круки, очевидно, решив доказать всем, что находится в отличной форме, пел до тех пор, пока не охрип. Слова его песен оказались такими цветисто-грубыми, что отец Крамдл вынужден был несколько раз громко прокашляться, выражая свое неодобрение. Это немного отвлекло Филиппу, и, когда она в сопровождении Горкела покидала зал, на лице ее блуждала слабая улыбка.
— Я приказал торговцу на обратном пути снова заглянуть сюда, а к тому времени хозяин вернется. — Горкел остановился у двери в спальню.
— Какая разница, — отозвалась Филиппа, проглотив ком в горле.
— Запри дверь, — предупредил перед уходом Горкел, как он это делал каждую ночь. Филиппа так и поступила; но когда она повернулась, то вскрикнула от испуга: перед ней с ножом в руках стоял Алайн.
Филиппа кинулась назад к двери и попыталась повернуть тяжелый медный ключ.
— Горкел! Горкел! Помоги!
Управляющий мгновенно настиг ее; схватив девушку за горло, он оттащил ее от двери и приставил к груди нож. Кричать Филиппа больше не могла — его пальцы крепко сдавили шею, мешая дышать. Девушка попыталась оттолкнуть Алайна, но он был слишком силен.
Филиппа поняла, что управляющий не хочет убивать ее в спальне, так как это слишком опасно. Нож, который он теперь держал у ее горла, нужен был мерзавцу только для того, чтобы хорошенько припугнуть ее…
Неожиданно Алайн сжал пальцы сильнее, и комната закружилась у Филиппы перед глазами. Она дернулась и почувствовала, как кончик лезвия вонзился в горло и по коже потекла струйка крови.
— Стой спокойно, шлюха, иначе я убью тебя прямо сейчас! Что до Горкела, то этот урод тебя не услышит — дверь слишком массивная. Но все равно советую молчать, иначе умрешь!
Филиппа застыла, опустив руки.
— Умница! Очень хорошо! — зловеще одобрил Алайн. — А теперь иди сюда…
Он подтащил Филиппу к кровати Дайнуолда и грубо толкнул на спину, продолжая покалывать шею кончиком ножа.
— Самое время наглой девке наконец исчезнуть из Сент-Эрта. К тому дню, как вернется хозяин, тебя уже здесь не будет. Меня он ни в чем не заподозрит и во всем обвинит Горкела.
Филиппа молчала, приказав себе хорошенько подумать, прежде чем давать даже самые простые ответы, — весьма необычный для нее опыт.
— Удивляешься, почему я хочу, чтобы ты убралась из замка? Этот вопрос так и стоит в твоих глупых глазах. Твои глаза… они кого-то напоминают… их форма, цвет чем-то мне знакомы… я видел их раньше… но нет, сейчас не время для подобной ерунды. Я бы не стал тебя убивать, если б ты сбежала сама, но теперь у меня нет выбора. Глупая тетеря, тебе надо было воспользоваться моим предложением, но ты отказалась. Ты влюбилась в хозяина и поверила всем его лживым словам. Он ведь говорил тебе, что хочет тебя больше, чем любую другую девку? Ясное дело, говорил. Фортенберри — отъявленный лгун, когда дело касается женщин. Тебе надо было возвращаться в Бошам! Но теперь уже поздно.
Алайн говорил не останавливаясь, оскорбления в адрес Дайнуолда лились сплошным потоком, и Филиппа подумала, что управляющий, наверное, сошел с ума.
— Почему? — прошептала она.
— Почему? Считаешь, я обязан объяснить тебе? Ну, что ж, ты скоро умрешь, так что это не имеет значения. Мне известно, кто ты такая.
— Я Филиппа де Бошам, и это все знают.
— Да; но я послал людей за третьей повозкой с шерстью, той самой, которую Дайнуолд из жалости оставил крестьянам. Мои люди поймали тех идиотов крестьян, но прежде, чем убить, разузнали о тебе. Эти полудурки и не подозревали, что ты пряталась в одной из повозок, но когда им пригрозили ножом, они тут же развязали языки. Оказалось, что ты любимица лорда Генри и была управляющим в его замке; именно ты назначила цену шерсти и послала крестьян на ярмарку. Значит, ты умеешь читать, писать и считать — в отличие от Дайнуолда, который верит всем моим словам. Поэтому ты должна умереть.
Ты недоумеваешь, почему же Дайнуолд ни разу не усомнился во мне? Он убил рыцаря, которого я обманул, поверив, что тот бил и унижал меня; затем я поселился в Сент-Эрте, где стал богатым человеком. Этот сентиментальный идиот уверен, что своим поступком заслужил мою бесконечную преданность!
Дайнуолд гордится тем, что его считают разбойником, негодяем, наглецом, который может плюнуть в глаза любому врагу, но в глубине души свято чтит правила морали и никогда не прощает тех, кто их нарушает. Если он узнает истинное положение вещей, мне конец. А раз так, то я не могу позволить тебе остаться в живых, тем более что ты уже просмотрела учетные книги. Тебе хватило ума оставить бумаги в том виде, как они были, но один из моих шпионов проследил за тобой, когда ты крадучись выходила из моей комнаты. Ты открыла правду, не так ли, и теперь только и ждешь подходящего момента, чтобы донести Дайнуолду?
Он приказал Горкелу следить в оба, чтобы ты не сбежала. Но тем самым тот невольно охранял тебя. Этот проклятый урод все время держался поблизости, и я до сегоднешней ночи не знал, как к тебе подобраться. Но потом… Ловко я придумал — потихоньку проникнуть в спальню и спокойно подождать тебя здесь? Наконец-то ты в полной моей власти! Знаешь, Филиппа де Бошам, я возненавидел тебя с самой первой встречи, так как сразу почувствовал, что ты появилась здесь мне на погибель.
В глазах Алайна горела лютая злоба, и не успела девушка произнести и слова, как он размахнулся и изо всей силы ударил ее рукояткой ножа по виску. Голову Филиппы пронзила острая боль, перед глазами вспыхнул ослепительный свет, и она провалилась в темноту…
Филиппа очнулась и, судорожно вздохнув, поняла, что находится в конюшне: пахло соломой и лошадиным навозом. Ее руки были туго стянуты за спиной; ноги, к великой радости девушки, оставались свободными. Филиппа немного полежала не шевелясь, ожидая, пока пройдет головокружение, и вдруг догадалась, почему ей трудно дышать, а вокруг стоит кромешная тьма — она была с головой накрыта плотным тяжелым одеялом. Филиппа схватилась зубами за край и, немного стянув одеяло, ногами отбросила его в сторону. Ей казалось, что она здесь одна, но в полутьме нельзя было определить точно, есть ли в конюшне кто-нибудь еще. Где же Алайн?
Сейчас надо думать. Не действовать, а думать, твердо сказала она себе. Алайну терять нечего — он должен во что бы то ни стало убрать ее из Сент-Эрта. В голове Филиппы промелькнули обрывки баллад, распеваемых бродячими менестрелями, баллад, в которых могучие герои спасают прекрасных дев из безвыходных ситуаций. Рядом, однако, не было ни одного могучего героя, так что прекрасной деве придется самой позаботиться о себе.
Филиппа попыталась ослабить веревки, которыми стянули ее запястья, но только содрала кожу. Она перевернулась на живот и с трудом поднялась на ноги, едва не потеряв сознание от боли в виске. Надо уходить отсюда. У нее нет выбора. Осталось не так много времени. Алайн наверняка вот-вот вернется и убьет ее — Филиппа не сомневалась в этом ни единого мгновения.
Кое-как девушке удалось открыть задвижку стойла. Дверца громко скрипнула, и она замерла от страха. Где же управляющий? Бежать, бежать, билось у нее в мозгу…
И в этот момент Филиппа услышала, как неподалеку переговариваются двое мужчин: должно быть, сообщники Алайна — охрана, которую он оставил на всякий случай.