– Через час к вам придут помогать другие девушки, – произнесла Калесанда, оставляя их одних в большом сухом амбаре.
Халлэ, ничего не ответив, сразу же принялась за работу, повернувшись к выходу спиной. Одежды на ней почти не было – она перевязала грудь бинтами, чтобы лишний раз не смущать мужские взгляды. Вынужденная мера, так как прикосновения ткани к ранам, которые покрывала лишь лиловая корка лечебной мази, были невыносимо болезненными.
Справиться с таким объемом работы за один день было невозможно даже с помощью еще четырех обладательниц шасса-барса, монотонный кропотливый труд растягивал время в бесконечность. Единственное, что радовало, так это прохлада в амбаре, и отсутствие необходимости лишний раз показываться под безжалостным солнцем архипелага. И Хэль прекрасно понимала, что Калесанда таким образом просто заботится о о Халлэ, опекая ее таким, пусть и странным образом.
На четвертый день под воздействием лекарств спина девушки перестала напоминать фрагмент из ночного кошмара, отеки спали, раны затянулись, а там, где старая кожа была содрана напрочь, уже виднелись пятна новой, блестящей и гладкой.
– Как жаль, что шасса-барса восстанавливается вместе с кожей – я бы с радостью содрала себе пол-лица, лишь бы избавиться от нее, – Халлэ с помощью маленького осколка зеркала пыталась рассмотреть результат чудесного лечения. Шасса-барса на плечах и лопатках сохранила свой прежний узор, новая кожа росла вместе с черными линиями. От могущественного черного колдовства не так просто избавиться... Хэль вообще ни разу не слышала о способах избавления от шасса-барса.
– Думаю, сегодня можно пойти на гору, – удовлетворенная осмотром, девушка убрала осколок зеркала и посмотрела на Хэль.
Девочка встрепенулась от радости, сверкая своим большими счастливыми глазами. Наконец-то они смогут выбраться из порядком поднадоевшего поместья! Осталось только дождаться момента, когда большая часть обитателей дома уснет...
За час до полуночи Хэль услышала, как Халлэ тихо поднимается со своей циновки, и сразу же встала вслед за ней. По смазанной игре теней поняла, что ее подруга связывает лентой свои длинные черные волосы в конский хвост, на манер свободных – рабам с такой прической ходить не позволялось. Затем перемотала руки и ноги дополнительными бинтами (кисти и голени девушки всегда скрыты ими от посторонних глаз). Южанки крепко спали, и чтобы не разбудить их, достаточно было просто не шуметь. Впрочем, они определенно знали о ночных похождениях подруг, но раз за последние три года кроме них никто больше об этом не узнал, то и беспокоиться сильно не стоило.
Открыв оконную ставню, выбрались на террасу, с которой прекрасно просматривался весь внутренний двор поместья (она шла вдоль всего второго этажа П-образного здания). Убедившись в отсутствии посторонних глаз, Халлэ кошкой взлетела по деревянной подпорке на покатую крышу терассы и втащила за собой девочку. Теперь необходимо было лишь забраться на крышу третьего этажа и спуститься вниз по внешней стене особняка, благо там был участок, плотно обвитый садовыми лианами. Трудный и опасный путь, но Халлэ, чтобы не попасться на глаза охране, вот уже три года использовала его, и удивительно легко – особенно если учесть, что Хэль в это время сидела у нее за спиной.
Проблем не возникло и в этот раз, и уже через пару минут они были в саду, окружавшем особняк с трех сторон. Собаки, охранявшие его, были прикормлены Халлэ еще до того, как Хэль продали Балькарам, а потому лишь приветливо обнюхали своих знакомых.
– И вам доброй ночи, ушастые, – Халлэ почесала за ухом самого дружелюбного пса и бесшумной походкой направилась к садовой ограде. Только перебравшись через нее, она поставила Хэль на землю.
– Не отставай, – улыбнувшись, она быстро и легко побежала к горе.
Поместье Балькаров находилось у восточного подножия Горы-что-смотрит-на-море-закатов. С пологими склонами, поросшими густым лесом, с плоской вершиной, в старину она была превосходным местом для сигнальных огней маяка, но вот уже пятьдесят лет город к югу от нее обходится лишь башней на остром окончании мыса, защищающего гавань от сильных штормов. От древнего маяка, стоявшего некогда на одном из склонов, остался лишь скрытый густыми зарослями круглый фундамент.