Девочка недоверчиво посмотрела на подругу, не зная, можно ли в это верить. Возможно, только что она вообще впервые усомнилась в ее словах.
– Великий человек, сокрушивший Ведьму Кнарреса – Кристину Этлакен... – Халлэ, задумчиво рассматривая ночное море, внезапно смутилась и отвела взгляд, шасса-барса и отсутствие дневного света надежно скрыли девичий румянец на ее щеках. Хэль, впрочем, догадалась о его наличии.
– Однажды я встречусь с ним, – Халлэ словно пообещала это Луне на небе, и морским волнам. – А сейчас нам пора возвращаться.
На следующий день, после полудня, Калесанда собрала всех рабынь дома Балькаров, находившихся в ее непосредственном распоряжении, во дворе усадьбы, чтобы сделать какое-то важное объявление. Хэль также заметила господина Кагеса, смотревшего на них с террасы второго этажа, и начальника охраны Таракса, стоявшего рядом с ним. Последний каким-то очень странным взглядом смотрел на Халлэ.
– Сегодня нашему досточтимому господину Кагесу Балькару, – произнесла Калесанда, – пришло письмо от светлого господина Рэнари Валла. В нем говорилось, что светлый господин Рэнари Валл изволит завтра посетить дом нашего досточтимого господина Кагеса Балькара. Я ожидаю от всех вас надлежащего поведения, дабы ни одна косорукая растяпа не навлекла позор на дом Балькаров... – дальше Хэль не слушала – Халлэ очень странно себя вела. Застыла, словно окаменела, и невидящим взглядом смотрела в никуда, сжимая кулаки так крепко, что если бы не бинты, давно бы уже рассекла ногтями кожу на ладонях.
Хэль с беспокойством подергала ее за подол платья, и девушка очнулась, подарив ей виноватую улыбку.
– Халлэ, Хэль! – громкий окрик Калесанды спас девушку от лишних объяснений. – Поднимайтесь с остальными на третий этаж и помогите с уборкой. И чтобы ни одной пылинки не осталось!
Отвесив поклон, давая понять, что указания ясны, подруги стали подниматься наверх в сопровождении шумной стайки других рабынь. Но на половине пути их остановил Таракс.
Дав знак идти дальше всем, кроме Халлэ, он произнес:
– Это ведь дом Валлов продал тебя Балькарам? Или я ошибаюсь?
Хэль, которая осталась неподалеку, тайком от начальника охраны, увидела, как Халлэ вздрогнула от неожиданности.
– Все верно, господин Таракс, – ответила девушка, согнувшись в глубоком поклоне.
– Ты из рода Эррари, – мужчина не спрашивал, а констатировал факт.
– Да, господин Таракс.
– Они были практически полностью истреблены Валлами. Ты жаждешь возмездия?
– Носители шасса-барса не имеют иной воли, кроме воли своего господина, – все так же покорно ответила Халлэ.
– По ночам ты ходишь на гору и отрабатываешь удары из каннари-твин. Ты прячешь под бинтами сбитые кулаки и синяки на ногах, но походку и тело бойца под ними не скрыть. Ты держишь меня за новобранца, не знающего, с какой стороны браться за меч, Халлэ?
Наступила тяжелая пауза. Хэль всем своим телом вжималась в деревянную стену, переживая за подругу. Таракс, оказывается, знал об их ночных тренировках!
– Родители с малых лет приучили меня следить за тем, – Халлэ разогнула спину и выпрямилась, – чтобы навыки каннари-твин не утратили свою остроту. Как носительница шасса-барса, я не имею права практиковать боевые искусства, но они давно уже стали частью меня... Прошу прощения, что скрывала от всех свои привычки, но разве за все годы в доме Балькаров я хотя бы раз применила каннари-твин нашего господина?
– Именно поэтому я и закрывал глаза на твои... – Таракс повернул голову и посмотрел на притаившуюся Хэль, – ночные похождения. Когда Валл уедет, я поговорю с господином Кагесом о том, чтобы тебя отдали под мое руководство. А до тех пор не смей выкидывать никаких фокусов!
Сверкнув напоследок глазами, Таракс ушел.
– Идем, Хэль, – произнесла Халлэ тихим мягким голосом. – Дела ждут.
Девочка, следуя за подругой, не могла ощутить ничего, кроме исходящей от нее всеобволакивающей волны глубокой грусти. Ничего похожего на гнев или злость, ни единого намека на жажду мести. Вот почему начальник охраны так легко отпустил Халлэ – в ней больше не было того дикого зверя, который так часто показывал окружающим свои острые клыки. И Хэль сильно беспокоила эта перемена в ее душе.