Отличные знаки различий, бренные тела новейшего времени.
Не мертвые внутри, нет, но пустые, заполненные плюшем, вперемешку с кишками и дерьмом.
И мы с тобой, о Женщина, были такими, мы были такими.
Но выбора нам не оставалось, точнее, мы сами себя его постоянно лишали.
Запирались в комнате мрачной, и предавались ненависти, но настолько чистой.
Мы не хотели славы, деньги нам были ни к чему, только похоть и потные тела.
Ты была чуть толще чем обычно, а я был чуть живее чем казалось.
Ты была слегка подавлена, а я не был немного более разудалым чем запоздалые извинения.
Песня 29.
Слабости были настолько нестабильны, что порой превращались в нечто большее, чем могло показаться нам обоим.
Обоюдные согласия становились лишком сложны и шатки в сложившихся обстоятельствах.
Недовольно скоропостижным становилось безумие, сквозь марлевую повязку.
Мерзлота квартирных радиаторов окутывала по-новому.
Мы ждали отопительного сезона, грезили каждый по-своему, и жевали одеяло беззубым ртом.
Потом окукливались, и впадали в спячку.
Но по весне мы не превращались в сначала в гусениц, потом в бабочек, мы так и оставались грязными личинками, пульсируя по очереди.
Ты видела снова дивные сны, я снова видел черно-белый шум.
Общался с мертвыми, забывал живых.
Глотал проточную воду, фильтровал своим организмом, и одаривал им землю.
И ничего не росло на ней, только дивная колючая акация.
Нечистоты плыли по трубам, это были мы.
Кислотные дожди жгли глаза, это тоже были мы.
Цвет слоновой кости не вызывал уже былого восторга, цвет человеческой кости был не таким, и имел схожий эффект.
Слыли везде идиотами, безумцами, так есть.
Приходи к нам, вместе посмеемся.
Если будет время, если будет темно, вкрутим лампочку помощнее.
Будем целоваться до упаду, ты, своими бледными губами, я ножом.
А потом вместе выпрыгнем в воздух, тогда смешнее будет.
Песня 30.
Глубинные существа выходили наружу.
Пялились своими глазищами в наши забвенные веки.
Таращились в пустоту дневного тяжелого воздуха, вдыхали туман, плыли сквозь него.
Бредили постоянно, не обдумывая до конца поступки, служили службу невнятную.
Подкрадывались сзади, и били что есть мочи наповал.
Струились и роились, мыслили и преграждали дорогу навстречу идущим автомобилям, которые моргали дальним.
Была осень, было непонятно, и было так сказать бестолково по новому, и страшно по настоящему.
Вселенский веник захлестывал подражание, разочаровывал поистине каждого, кто становился у него на пути.
Допевай скорее свою песенку, Женщина.
Мы так устали.
Силы покидали нас, мы были слишком злы в этом, слишком сильны чтобы отказаться снова.
Не усмотрев ничего, мы просто пялились в пустоту, в космос.
А он, неминуемо, по закону, смотрел в нас.
Тратили многое, уследили даже в этом некий раздел, какую-то неминуемую пропасть.
Слишком сильно поперло, и жгут медленно спадал с твоего плеча.
Капля разбавленной крови выступала на месте проникновения, уже безболезненного.
Уже совсем такого забытого, но настолько естественного для нас, по истине правдивого и вовсе.
Ослепительные глюки про горящие дирижабли, нет, этого не было, этого не могло случиться.
Лишь твое распластанное тело, лишь запоздалые вздохи, такие последние, и воистину первые.
Первые хрипы налитых мокротой бронх, завораживали твою грудную клетку.
Песня 31.
Я так и валялся не вставая, потому что все должны валяться.
Мне было настолько ощутима твоя близость рядом, как дыхание прохладных могил, как запоздалый ветер.
Верю в то, что сбудется, не верю в то, что случилось.
Твои ноздри потекли красными ручьями, мои струились уже давно и подолгу.
Твои волосы седели на глазах, и росли откуда не нужно.
Зубы расплылись и закипели, как гасится известь.
Ты таяла на глазах, и пела песню.
Такую жуткую, как только позволяло тебе время.
Такую настоящую, что если бы совсем, то тогда и впредь, до неуместного плача палача, чей топор был уже занесен.
Слишком сильно поперла эта осень, слишком шаткой оказалась табуретка под ногами, слишком крепка веревка.
Смотри как я могу, ты тоже так когда-то могла, но отныне не сумела.
Ступишь ли ты этот шаг за мной?
Протянешь ли свою бледную нежную руку, чтобы я увел тебя в бессмертие?
Ты только не бойся, мы отменили страх, подменили его на раствор в наших венах.
Транспортируемый дальше, и по кругу, и снова по кругу.
Извне да понарошку, внутри, да на самом деле.