Для тебя и вовсе нет, и ни в какую сторону, приоткрытую по замыслу несчастному.
По добровольным волям, по страницам пыльных ветхих книг, что старцы, затворившись в узких комнатах, писали летами.
Да по забытым чертогам до этого великих умов, и прошлого, и будущего, разнонаправленных.
С упоением писали музыканты музыки свои, то глухие, то убитые кем-то насмерть.
С бесстыдным азартом, да с неподкупной жестокостью мазали художники натуральными кистями по холстам тканевым, привлекая внимание многих, иногда не сразу.
Да каменели в позах различных и с серыми лицами, уходили в лета, напоминая о себе набором звуков и мазками, что будоражат так разумного человека, вызывая химию и эмоции завсегда.
Песня 8.
Губительным для нас тот год оказался.
И вроде бы, как и остальные, но этот, по-особенному.
И вроде бы особенным показался, но как всегда обманчивы суждения выходили.
Неслось время в своей заносчивой нелинейности, и неустанно тыкало носом нас в это.
Сознание, жуткие картины рисовало в сновидениях дневных, таких тяжелых, насколько это позволяло быть случаю.
А ты лежала в постели не вставая.
Раскинула телеса свои на белых одеялах.
Балдахины с потолка свисали, как декор напоминавший о не лучшем.
На телесного цвета, загорелых ногах, волоски выбивались и шершавы были, словно поле, словно весна.
Живот не уставал вздыматься и падать в дыхании опрометчивом, которое казалось нам необязательным.
А подбородки, один за другим, словно каскады горных ручьев, напоминали о конце, о вселенской обиде.
Тогда вставала ты.
Именно в этот момент тело твое подымалось над тканями, и безумие непредвиденно случалось с тобой, Женщина.
Глаза еще небыли так пусты как прежде, руки еще не становились холодны и ломки, как осенняя мерзлая трава.
Волосы еще текли с головы по плечам, но уже седина пробивалась наружу, как родник, как источник вечной молодости.
Как можешь жизнь рождать ты?
Как смеешь новое взрастить внутри себя, кроме смерти, сочившейся из разных отверстий?
Я не знал…
Мы не знали, и не смели задавать вопросов.
Что может подарить зима, являющаяся лишь мертвым летом?
Раскатился гром по округе, словно яблоки по деревянному полу.
Дождь кислотный поливал в то время радиоактивную поляну.
Твои нежные волосы, сквозь которые пробивалась уже седина, стали стекать в самом деле.
Ну и что, ну и будет же нам.
В преодолении, не узрели мы великого бессмыслия.
В мучениях и замыслах, не увидели великое ничто.
Что так ничтожно подкралось сзади, и, стало быть.
Песня 9.
Нельзя быть обворожительной до конца, и поныне.
Невозможно не знать откуда и когда, и по долгу не сходиться.
Как клубок путаница, как звезды в бесконечность, как вода, да под лежачий камень.
Словно яблоко раздора, словно быт неимущих, да и всего то.
Вены как трубы, головная боль, как напоминание о безвыходности.
Кровь носом, словно не позабыть бы, да и только.
Удручающие факты этой осени, как кенотаф, и там нет тебя.
Там тебя нет, словно в диком поле не может быть невероятной удачи, легла ты там на колючие травы.
Шептали травы тебе, что они колючие.
Ветер орал тебе в уши, что он подвижен.
Никто не смел звать тебя по имени.
Имя ты свое утратила в ту жуткую середину сентября, и поныне не вспомнит никто.
Нет, мы не сказка.
Нет, мы не поучительная история с лучшим концом.
Твое имя теперь, Женщина, ибо потеряла ты остальные.
Потеряла все, кроме своих песен, и прекрасны они становились в любую пору года, в любых созвездиях вселенной, в любых книгах.
Ты расплескивала их, словно котлованы.
Ты разливала их по небу, словно молоко, и след оставался.
Безумны слова их были, и умны не по годам.
Музыка их была так нерадива и прекрасна, как мороз по утру, как начало.
Слипались волосы твои в сгустки прошлых мыслей, не так сейчас.
Случились пальцы твои в молитве к вселенной, но так и не смогла ты их разжать.
С гневным смехом, с праздничным октябрем, засыпала тогда ты, Женщина, на тех самых до боли колючих травах, и не сумела больше очнуться.
Заблудился и я с тобой, космополиты проникли в созвездия и дальше, и потерялись.
Но свет снова близко становился, и прожекторы ему светили.
А в прожекторах тех, не понимали мы сознания силы, и беспричинности хаоса смены дня и ночи, так есть.
Прожектора те, не видели проклятия магов, алхимиков.
И прожектора те, обжигали нас до костей.
Песня 10.
Но не все песни были твои, Женщина.
Многие ты слышала, ибо могла слышать.
Как те, о великих и ужасных вещах, о глубоких пропастях для редких.