И ветер не смел нам мешать, и ничто не могло нас тревожить.
Только быт ужасный иногда настигал нас в разных позах мгновенно.
Только реальность и кредиты, только давно открытая банка домашней аджики.
Тогда тринадцатая песня рождалась в чреве твоем, наша неминуемая дочь.
Так пой же ее, и их.
Песня 13.
Клянусь, я подслушал.
Ибо уши были у меня, и я мог все это слышать.
Да, каюсь, я подсмотрел.
Ибо глаза мои, пока еще могли все это видеть, и выносить.
Ты спала словно смерть.
Ты дышала со смыслом, тщательно обдумывая каждый вздох.
Ночные кошмары тревожили твою голову, как мою собственную.
Не пытайся избавиться от них, не пытайся забыть.
Прочувствуй их как иглу, пронзающую от пяток до мозга, слишком медленно чтобы не обратить внимание.
Пропусти через себя, словно вселенскую глупость, мировую насмешку.
Не сдерживай слез.
Плачь, словно холодный ноябрьский дождь, как недопитая бутылка, как дряблое тело.
Постарей в миг, ощути близость смерти, попробуй позавидовать им, это так необходимо.
Разложи все по местам, растасуй колоду по полочкам, да по очереди.
И продолжай дышать, размышляя над каждым вздыманием твоей вечной груди, как твердь.
Спой в очередной раз, о Женщина, о царица потолочная, спой же снова свою песню.
Я буду слушать.
Пускай грусть звучит по округе, пускай вянут цветы.
Дыши и пой.
Пускай услышат тебя и кроты, и слепни.
Пускай мертвецы в гробах не пожалеют о своем состоянии, пускай им станет легче.
Раскатом неслась твоя мелодия по шару земли, заглядывая в каждый закуток, в каждую глубину океанов.
И пусть небо выглядит так, как если бы ты осталась…
Песня 14.
Временами начинаешь задумываться, а потом и вовсе.
Начинаешь мысль, и становишься, как и поныне.
Почти сразу начинаешь как всегда, с того самого краю.
Довольно много начинаешь, да и совсем понемножку заканчиваешь, остывая.
Во время славных побед, злых неудач, словно бы скрипучие матрасы что видали многое.
Через пыльные одеяла, да испачканные простыни, что следы и тайны хранят.
Попросту встали мы с тобой однажды, и случились друг с другом.
Ну да, ну конечно, все твои песни, несуразные.
Все мои письмена псевдо-правильные.
Раскрутились да завертелись аки метели, аки свисты ветров запоздалых.
Развязались узлами, и свились висящими петлями.
Песни тогда короче становились.
Осенью становились длиннее ночи.
Забытые ботинки уже ничего не ждало.
Злые клоуны качали карусели, как и прежде.
И в ту пору холодную, когда мороз, но без снега.
В то время разума лишались мы, оставались лишь твои безумные песни.
Песни безумной Женщины.
Песня 15.
Записки старых безумцев, медленных до неузнаваемости курильщиков травы.
Хромые лошади столетий, гнилые плоды истории.
Обугленные пальцы, повязанные многоразовыми бинтами, с мыслью о доме.
Та, симпатичная медсестра, с глупым и прыщавым лицом, такая настоящая, такая осязаемая.
Полчища самопровозглашенных тараканов, жадных и агонизирующих.
Воронка времени, закат нового дня.
Былые заслуги, да незаслуженные наказания поминутно.
Не вяжущиеся с действительностью события, абстрактные камни полудохлых мышей.
Визг нашумевшего дождя, запах хлорки в подъезде, приятнее цветов.
Облупившаяся краска на стенах, словно чипсы, страна красок.
Гнилое дыхание увядающего тела, некогда молодого и полного радости.
Длинные, струящиеся до безобразия волосы на твоих ногах, под нейлоновыми колготками, тебе казались естественными.
А мне казалось разумным драться с бродячими котами за территорию, и проигрывать.
Я некогда еще любил бродить, но время отнимает и это.
Переплетение разных запахов, с запахами совершенно иными, недосягаемыми.
Недостигнутая невинность твоя, оказалась сломлена.
Раздавлена и уничтожена, превращена в кровавое месиво, следы на исподнем.
Расслоение происходило на многие половины, на многие километры тянулось оно.
И сколько не пытайся удержать, не удержишь, ничего не выйдет.
Лишь мелкими перебежками, с шилом в руках, попытайся стянуть широкие раны нейлоновой нитью.
Попытайся попасть в рабство, попытайся обрести мнимый покой, чтобы не думать больше.
Чтобы ни одна мысль больше, не смела тревожить твой еще не окрепший разум.
Песня 16.
Безобразники в белых халатах прыгали вокруг меня, угрожали, и твердили о невменяемости.
Я же ставил под сомнение любую их мысль, любой довод.
Сплошные факты, никаких раздумий на этот счет.