ПЕЧЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ
Что со всеми и со мной случилось,
Выслушайте, окажите милость.
Окажите мне такую милость.
Только можно ль внятными словами
Рассказать, что приключилось с нами.
Что в Печерске приключилось с нами.
Из родных домов нас всех, невинных,
Выгоняли, гнали, как скотину.
Нас, невинных, гнала, как скотину.
К площади, где старый санаторий,
Всех согнали нас на наше горе,
Всех как есть согнали нас на горе.
И погнали дальше нас куда-то,
К нам Степанский вышел с автоматом.
Главный наш мучитель с автоматом.
Пули он пустил в толпу, не глядя,
Семерых убил забавы ради.
Семерых людей забавы ради.
Всех как есть в барак потом загнали.
Там ни пить, ни есть нам не давали,
Ничего совсем нам не давали.
Сторожили стражники ворота,
Что ни час, из нас кончался кто-то,
Каждый час из нас кончался кто-то.
Приказали бить нас без пощады,
Вот и били всех, приказу рады.
Убивали нас, приказу рады!
Фронт тем часом подходил все ближе.
Как его мы ждали, те, кто выжил.
Ждали те немногие, кто выжил.
И красноармейцы к нам прорвались,
И спасли немногих, что остались.
Нас, совсем немногих, что остались.
ВОЗНИЦА
Если едешь в Беланивку,
Не объедешь Авадивку,
Лагерь здесь и есть,
Лагерь здесь и есть.
Горе правит этим краем.
Здесь живем мы, пропадаем,
Не дают нам есть,
Нечего нам есть.
Старому Авраму-Ице
Приказали быть возницей,
И без лишних слов,
И без лишних слов.
Он и грузчик, он и кучер,
На своем возу скрипучем
Возит мертвецов,
Возит мертвецов.
Не легка его работа,
Минул час, и умер кто-то.
Края не видать,
Края не видать.
Он на кладбище в Бершади
Избавляется от клади,
А потом опять
Набирает кладь.
Бедному Авраму-Ице
Спать бы ночью, да не спится.
Мнится: он идет,
Мнится: он идет
Рядом со своею клячей,
Плачет он, да не оплачет
Тех, кого везет.
Всех, кого везет.
* * *
Сейчас, мой дом, тебе я знаю цену.
Там боль и радость — было все подчас.
Твои деревья, окна, двери, стены
Мне не увидеть вновь хотя бы раз.
Чем в отчем доме, где бывает лучше?
А здесь нам всем погибнуть предстоит,
Здесь жестки нары, проволока колюча,
И «Шнеллер, юде!»[4] — конвоир кричит.
Вода течет со стен и камень точит
В подвале, где набилось нас битком,
Где плачем мы или со сна бормочем
В последнем обиталище своем.
* * *
Я помню: в четверг наша свадьба была,
А в пятницу утром беда к нам пришла.
И в речке несчастной у нас в воскресенье
Красным от крови стало теченье.
Ни старых, ни малых враги не щадили,
Кого застрелили, кого потопили,
Душили отца моего и смеялись,
Убили свекровь, над сестрой надругались.
А мужу на вид добродушный капрал
Дал скрипку и песни играть приказал.
В кого-то стреляли, где-то стонали,
Людей убивали, а песни звучали.
Одна лишь спаслась я и здесь очутилась,
Я мертвой среди мертвецов притворилась.
И вот я теперь — сирота и вдова —
Пою эту песню, живая едва.
ПОНАР[5]
Ты не плачь, сыночек милый.
В этот час ночной,
Множатся, растут могилы
На земле родной.
Всех в Понар ведет дорога,
Там пути конец.
Наших там осталось много,
Там и твой отец.
Тише, сын мой, тише, тише,
Плач нас не спасет,
Если часовой услышит,
Разве он поймет?
РУК НЕ ОПУСКАЙТЕ, БРАТЬЯ!
Что бессильны мы, едва ли
Наша в том вина.
Для людей теперь настали
Злые времена.
Черные плывут куда-то
Тучи на восток,
Даже фараон когда-то
Не был так жесток.
В нашем гетто полицаи
Не щадят людей.
Здесь мы гибнем, опадая,
Как листва с ветвей.
Сколько нас ни гибнет, все же
Не всесильно зло.
И для нас еще, быть может,
Может быть светло.
Рук не опускайте, братья,
Мы сильны и здесь:
В нашем гневе и проклятье
Тоже сила есть.
ЕВРЕЙСКИЕ БРИГАДЫ
Взамен всего, чем обладали,
Чего теперь уж не вернуть,
Листы рабочие нам дали
И звезды желтые на грудь.
Еврейские бригады,
Не просим мы пощады,
Чтоб ни было нам суждено,
Мы будет тверды все равно.
И пусть вы нас загнали в гетто
И мы для вас бездушный скот,
Пусть в жизни нашей нет просвета,
И льется пот, и кровь течет,
Еврейские бригады.
Не просим мы пощады,
Что б ни было нам суждено,
Мы будем тверды все равно.
Не всем дожить до дня расплаты,
А может быть, и никому,
И пусть пред нами форт девятый[6],
Где всем конец, конец всему,
Еврейские бригады,
Не просим мы пощады,
Что б ни было нам суждено,
Мы будем тверды все равно.
НЕ ВАШЕ СЧАСТЬЕ
Под вечер бригада вернется с работ,
Обыщут рабочих у главных ворот,
Обыщут рабочих у главных ворот,
К врачу или фельдшеру Янкель пойдет.
Попросит он: «Справочку дать не могли б —
Лопатой ефрейтор мне ногу зашиб!»
Посмотрят на него с участьем
И скажут: «Надо потерпеть,
Освобождать не в нашей власти,
И разрешать себе болеть —
Не ваше счастье, не ваше счастье!»
Под вечер бригада вернется с работ,
Обыщут рабочих у главных ворот,
Обыщут рабочих у главных ворот,
К врачу или фельдшеру Идель пойдет.
Он скажет, что с крыши сегодня упал,
Чтоб справочку дали — он ребра сломал.
Посмотрят на него с участьем
И скажут: «Надо потерпеть,
Освобождать не в нашей власти,
И разрешать себе болеть —
Не ваше счастье, по ваше счастье!»
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Мой сыночек, ты и мал, и тих,
Ты настолько глуп, что сам едва ли
Можешь знать о всех грехах своих,
Их тебе с рожденья приписали.
Лю-лю-лю.
Что с тобою ставят нам в вину —
Этого и сами мы не знаем.
Иль фашистов ввергли мы в воину,
А теперь им победить мешаем?
Лю-лю-лю.
Мой сыночек милый, может быть,
Мы с тобой и правда виноваты,
Что не могут всех людей убить
Добрые фашистские солдаты,
Лю-лю лю.
Нет, сынок, твоим грехам конца,
Потому тебя и ждет расплата.
Потому и нашего отца
Нынче ночыо увели куда-то.
Лю-лю-лю.
Спи, мой маленький, пройдут года,
Может, выживешь и станешь старше,
Может статься, отомстишь тогда
Ты за ложь, за кровь, за слезы наши.
Лю-лю-лю.
СПИ, СЫНОЧЕК!
Спи, сыночек, ветер воет,
Нет ему конца.
Мы теперь одни с тобою —
Увели отца.
Нас беда осиротила,
А была семья,
Семеро вчера нас было,
Нынче — ты да я.
Мой сынок, твою одежку
Я еще в пути
Выменяла на картошку,
Ты меня прости!
Здесь живем мы голодая,
Но, поверь, нужда —
В наше время не такая
Страшная беда.
Спи, не плачь, уже не рано,
Полицай не спит.
Он всегда стреляет спьяну,
Если кто кричит.
* * *
Мамочка милая, ради бога,
Ты не сердись и мне объясни:
Почему нас было так много,
А теперь мы с тобою одни?
Почему под этою крышей
Тесные нары — наша кровать?
Доброго слова мы здесь не слышим,
Здесь умеют только кричать.
Мама, что значит слово «облава»?
Почему, как только солнце взойдет,
Кого налево, кого направо —
Всех у ворот разделяют, как скот.
Мама, когда мы уйдем отсюда?
Но почему же ты плачешь опять?
Хочешь, спрашивать я не буду,
И не надо мне отвечать!