�бя в комендатуру.
И гадаем мы, что с нами станется
Здесь, за этой проволокой проклятой.
Может, кто-нибудь в живых останется.
Хоть отмечен желтою заплатой.
Есть базар большой и в нашем гетто,
Там что хочешь, только денег нету.
И гадаем мы, что с нами станется
Здесь, за этой проволокой проклятой.
Может, кто-нибудь в живых останется
Хоть отмечен желтою заплатой.
Правда ли, что есть на свете где-то
Край, где нет ни стражников, ни гетто?
И гадаем мы, что с нами станется
Здесь, за этой проволокой проклятой.
Может, кто-нибудь в живых останется
Хоть отмечен желтою заплатой.
Кто отравится или удавится,
От неволи, может быть, избавится.
А пока за проволокой проклятой
Мы гадаем, что же с нами станется.
Ох, навряд ли тот живым останется,
Кто отмечен желтою заплатой.
КАК СИНЕЕ НЕБО ПРЕКРАСНО ВЕСНОЮ
Как синее небо прекрасно весною,
Так что ж твои очи подернуты тьмою?
Весеннее солнце нам светит из дали,
Так что же в глазах твоих столько печали?
Что делать нам? Быть и не может иначе,
Па синее небо мы смотрим и плачем.
Что нам, обреченным, до ясного света,
Хоть он и доходит до нашего гетто?
Наш свет, что ни день, все чернее, чернее,
Чем небо светлее, тем сердцу больнее,
Весна проникает и в нашу темницу,
И чуда мы ждем, но оно не вершится.
Весна пронесется, и лето настанет,
И дождик прольется, а легче не станет,
И осень, что сменит недолгое лето,
Осыплет деревья на улицах гетто.
Ни летнее солнце, ни ветер осенний
Из нас никому не сулят избавленья,
И хоть нам известно, что будет потом,
Во что-то мы верим, чего-то мы ждем.
И если свобода спасти нас не может,
Пусть смерть от страданий спастись нам поможет.
Лишь смерть нам желанна, хотя и страшна,
Гонимым дает избавленье она.
В КАЗАРМАХ
При казармах черные рабочие,
Мы в порядке — люди говорят.
Всё они увидели б воочию,
С нами поменялись бы навряд.
Наши, моя, дела не плохи —
Так судачат, гоп-гоп-гоп,
На соломе нашей блохи
Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп!
Нашим старым говорят родителям.
Мол, у нас там сытная еда.
Вы завидуете? Не хотите ли
С нами поменяться, господа!
Наши, мол, дела не плохи —
Так судачат, гоп-гоп-гоп.
На соломе нашей блохи
Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп!
Все над нами: штатские, военные,
Обер-комендант и юденрат,
Бьют нас полицаи здоровенные,
Песни петь веселые велят.
Наши, мол, дела не плохи —
Так судачат, гоп-гоп-гоп,
На соломе нашей блохи
Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп!
Чуть рассвет — уже в грязи по горло мы.
Так недели, месяцы подряд.
Вот бы все начальство перемерло бы —
Обер-комендант и юденрат.
Наши, мол, дела не плохи —
Так судачат, гоп-гоп-гоп.
На соломе нашей блохи
Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп!
ПЕСНЯ ГРОДНЕНСКОГО ГЕТТО
Небо серее стало,
И на душе тяжелей.
В гетто согнали немало,
Много тысяч людей.
За проволоку колючую
Загнали нас всех как есть,
Забрали, что было лучшее,
Сказали: «Живите здесь!»
Горе нам, и горе кругом,
Что было, того не стало,
Всего, что нажили мы с трудом,
Нынче как не бывало.
За проволоку колючую
Загнали нас всех как есть.
Забрали, что было лучшее,
Сказали: «Живите здесь!»
Всех нас, старых и малых,
Силой втолкнули сюда,
И заняли мы подвалы,
Где каплет со стен вода.
За проволоку колючую
Загнали нас всех как есть,
Забрали, что было лучшее,
Сказали; «Живите здесь!»
Куда ни посмотришь — очередь.
Люди бранятся днем
И засыпают ночью
В постели одной ввосьмером.
За проволоку колючую
Загнали нас всех как есть
Забрали, что было лучшее
Сказали: «Живите здесь!»
* * *
Евреи, нам не жить в родном дому,
Загнали нас в проклятую трясину,
Евреи мы, и только потому
Летят нам пули и проклятья в спину.
И я еврей, еврей всему виной,
Уже могилы вырыты умело,
Эсэсовцы уже идут за мной,
Привычно им палаческое дело.
Немало тех, что нас убить хотят.
Ну что ж, на смерть готовы мы с тобою.
По доброй воле сами встали в ряд,
Изгои мы, а может быть — герои.
Мы смертники, и мы на смерть идем,
Мы мстители, солдаты, партизаны,
Из нас, быть может, кто-то в отчий дом
Живым вернется поздно или рано.
КРОВЬ
Кто в счастье верит, кто верит в удачу.
Мне не во что верить, лежу я и плачу.
Кто хочет, нас все унижают и мучают,
И нету теперь пути никуда,
Недаром проволокой колючею
Опутали гетто в четыре ряда.
Ах, мама, утешь меня, дочку свою,
Скажи мне: в каком обитаешь краю?
А мы тут вповалку лежим в сарае,
Над нами над всеми нависла беда.
Кого-то каждую ночь забирают,
Уводят, и льется кровь, как вода.
Что с нами будет? Пред нами тьма,
Лучше не думать — сойдешь с ума.
Но как нам не думать, каратели вновь
Ночью займутся привычным делом.
И через край перельется кровь
В ямах, что выроем перед расстрелом.
По всей земле и грохот, и смрад,
Дымят поезда, и колонны пылят.
Из Киева, Винницы, Минска и Вильно
Везут эшелоны людей на убой.
И кровь наша льется, густа и обильна.
Но мы со своей не смирились судьбой.
Кто жив останется, отомстит
Тем, кто наши мученья творит.
За кровь, что льется и будет литься,
Мучители наши заплатят потом.
И нашим врагам ничего не простится.
Хоть мы до победы и не доживем.
ВЫШЕ ГОЛОВЫ, РЕБЯТА!
Дождь идет, и ветер веет,
Смерть нас косит, не жалеет.
Стражники не дремлют у ворот.
Жжет нас зной, морозят стужи,
Было плохо, будет хуже,
Впереди нас только горе ждет.
Хоть бедой земля объята,
Выше головы, ребята,
Мы едины все, рука в руке,
Переполнившие чашу,
Стали гневом слезы наши,
И надежда светит вдалеке.
Рук не опускайте, братья,
Вы ль не слышите проклятья —
Мертвые взывают из могил.
Старые они и молодые —
Заклинают: «Слушайте, живые,
Отомстите тем, кто нас убил!»