Выбрать главу
�бя в комендатуру. И гадаем мы, что с нами станется Здесь, за этой проволокой проклятой. Может, кто-нибудь в живых останется. Хоть отмечен желтою заплатой. Есть базар большой и в нашем гетто, Там что хочешь, только денег нету. И гадаем мы, что с нами станется Здесь, за этой проволокой проклятой. Может, кто-нибудь в живых останется Хоть отмечен желтою заплатой. Правда ли, что есть на свете где-то Край, где нет ни стражников, ни гетто? И гадаем мы, что с нами станется Здесь, за этой проволокой проклятой. Может, кто-нибудь в живых останется Хоть отмечен желтою заплатой. Кто отравится или удавится, От неволи, может быть, избавится. А пока за проволокой проклятой Мы гадаем, что же с нами станется. Ох, навряд ли тот живым останется, Кто отмечен желтою заплатой. КАК СИНЕЕ НЕБО ПРЕКРАСНО ВЕСНОЮ Как синее небо прекрасно весною, Так что ж твои очи подернуты тьмою? Весеннее солнце нам светит из дали, Так что же в глазах твоих столько печали? Что делать нам? Быть и не может иначе, Па синее небо мы смотрим и плачем. Что нам, обреченным, до ясного света, Хоть он и доходит до нашего гетто? Наш свет, что ни день, все чернее, чернее, Чем небо светлее, тем сердцу больнее, Весна проникает и в нашу темницу, И чуда мы ждем, но оно не вершится. Весна пронесется, и лето настанет, И дождик прольется, а легче не станет, И осень, что сменит недолгое лето, Осыплет деревья на улицах гетто. Ни летнее солнце, ни ветер осенний Из нас никому не сулят избавленья, И хоть нам известно, что будет потом, Во что-то мы верим, чего-то мы ждем. И если свобода спасти нас не может, Пусть смерть от страданий спастись нам поможет. Лишь смерть нам желанна, хотя и страшна, Гонимым дает избавленье она. В КАЗАРМАХ При казармах черные рабочие, Мы в порядке — люди говорят. Всё они увидели б воочию, С нами поменялись бы навряд. Наши, моя, дела не плохи — Так судачат, гоп-гоп-гоп, На соломе нашей блохи Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп! Нашим старым говорят родителям. Мол, у нас там сытная еда. Вы завидуете? Не хотите ли С нами поменяться, господа! Наши, мол, дела не плохи — Так судачат, гоп-гоп-гоп. На соломе нашей блохи Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп! Все над нами: штатские, военные, Обер-комендант и юденрат, Бьют нас полицаи здоровенные, Песни петь веселые велят. Наши, мол, дела не плохи — Так судачат, гоп-гоп-гоп, На соломе нашей блохи Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп! Чуть рассвет — уже в грязи по горло мы. Так недели, месяцы подряд. Вот бы все начальство перемерло бы — Обер-комендант и юденрат. Наши, мол, дела не плохи — Так судачат, гоп-гоп-гоп. На соломе нашей блохи Скачут, скачут, гоп-гоп-гоп! ПЕСНЯ ГРОДНЕНСКОГО ГЕТТО Небо серее стало, И на душе тяжелей. В гетто согнали немало, Много тысяч людей. За проволоку колючую Загнали нас всех как есть, Забрали, что было лучшее, Сказали: «Живите здесь!» Горе нам, и горе кругом, Что было, того не стало, Всего, что нажили мы с трудом, Нынче как не бывало. За проволоку колючую Загнали нас всех как есть. Забрали, что было лучшее, Сказали: «Живите здесь!» Всех нас, старых и малых, Силой втолкнули сюда, И заняли мы подвалы, Где каплет со стен вода. За проволоку колючую Загнали нас всех как есть, Забрали, что было лучшее, Сказали; «Живите здесь!» Куда ни посмотришь — очередь. Люди бранятся днем И засыпают ночью В постели одной ввосьмером. За проволоку колючую Загнали нас всех как есть Забрали, что было лучшее Сказали: «Живите здесь!» * * * Евреи, нам не жить в родном дому, Загнали нас в проклятую трясину, Евреи мы, и только потому Летят нам пули и проклятья в спину. И я еврей, еврей всему виной, Уже могилы вырыты умело, Эсэсовцы уже идут за мной, Привычно им палаческое дело. Немало тех, что нас убить хотят. Ну что ж, на смерть готовы мы с тобою. По доброй воле сами встали в ряд, Изгои мы, а может быть — герои. Мы смертники, и мы на смерть идем, Мы мстители, солдаты, партизаны, Из нас, быть может, кто-то в отчий дом Живым вернется поздно или рано. КРОВЬ Кто в счастье верит, кто верит в удачу. Мне не во что верить, лежу я и плачу. Кто хочет, нас все унижают и мучают, И нету теперь пути никуда, Недаром проволокой колючею Опутали гетто в четыре ряда. Ах, мама, утешь меня, дочку свою, Скажи мне: в каком обитаешь краю? А мы тут вповалку лежим в сарае, Над нами над всеми нависла беда. Кого-то каждую ночь забирают, Уводят, и льется кровь, как вода. Что с нами будет? Пред нами тьма, Лучше не думать — сойдешь с ума. Но как нам не думать, каратели вновь Ночью займутся привычным делом. И через край перельется кровь В ямах, что выроем перед расстрелом. По всей земле и грохот, и смрад, Дымят поезда, и колонны пылят. Из Киева, Винницы, Минска и Вильно Везут эшелоны людей на убой. И кровь наша льется, густа и обильна. Но мы со своей не смирились судьбой. Кто жив останется, отомстит Тем, кто наши мученья творит. За кровь, что льется и будет литься, Мучители наши заплатят потом. И нашим врагам ничего не простится. Хоть мы до победы и не доживем. ВЫШЕ ГОЛОВЫ, РЕБЯТА! Дождь идет, и ветер веет, Смерть нас косит, не жалеет. Стражники не дремлют у ворот. Жжет нас зной, морозят стужи, Было плохо, будет хуже, Впереди нас только горе ждет. Хоть бедой земля объята, Выше головы, ребята, Мы едины все, рука в руке, Переполнившие чашу, Стали гневом слезы наши, И надежда светит вдалеке. Рук не опускайте, братья, Вы ль не слышите проклятья — Мертвые взывают из могил. Старые они и молодые — Заклинают: «Слушайте, живые, Отомстите тем, кто нас убил!»