— Мне-то как поступить, ума не приложу? Акт написать, погнать их из лесу? Коротыч в отлучке, а Капустин вроде уже за главного. Командует и не хочет знать лесников.
— Разберёмся, — сказал Котенко, уже сообразив, что телеграмма Бориса Васильевича, несомненно, как-то связана с затеей Капустина. — Я отдохну час-полтора и подамся в посёлок, поговорить надо. А ты вот что… Пусть эти люди не знают, что я здесь. Особенно Капустин. Жену предупреди.
Котенко не отказался от обеда. После еды полежал немного, задрав длинные, натруженные ноги на спинку топчана, потом резво вскочил и собрался уходить.
— Карабин и все прочее оставлю у тебя, — сказал он.
Семёнов, кажется, смутился, и Ростислав Андреевич заметил это.
— Александр Егорович у меня свою одёжу, понимаешь, оставил, как уезжал. И вот, пропала.
— Найдётся. Не медведь же снял.
— Кто знает, пропало — и кончено. А медведь, Ростислав Андреевич, побывал у нас. Молчановский который. За Александром сюда приходил.
— И олень? — живо спросил Котенко.
— И он тоже. Вон там, на опушке, кормил их Молчанов. Чуть ли не в обнимку стояли. Видел я в бинокль, как он их поглаживал. Чудеса!
— Это добрая весть, — сказал повеселевший Котенко. — Молчанов хочет довести свой опыт до конца. Раз привёл за собой оленя, значит, дорогу с севера на юг для них осваивает. Мы так и договорились: переманить их на юг. Не видел этих зверей после его отъезда?
— Ни разу. Они одного Молчанова признают.
— Лиха беда — начало, Петро Маркович. К счастью, не все люди — звери.
— Мы друг с дружкой и то не ладим, а ты чтобы со зверьми…
— Погоди, не сразу Москва строилась. Ну я пошёл. Значит, договорились. Никому ни слова!
3
В плохое время пришёл ты в эти края, олень Хоба. Да ещё не один, а с большой семьёй, со своей подругой, с ланчуком, очень похожим на тебя. В очень опасное время.
Тебе и одному сейчас нельзя показываться в долине Ауры, где сделалось неспокойно — ведь твой рост, твои чудесные рога, которые в глазах охотников просто цены не имеют, твоя грациозная и мужественная красота способны ввести в соблазн любого жестокого человека с ружьём! А ты ещё привёл за собой Рыжебокую, упитанную красавицу с большими влажными глазами, которые только на тебя и смотрят, потеряв по этой причине добрую половину всегдашней осторожности.
Остановись хотя бы здесь. На границе леса и луга много вкусной травы, заботливый лесник Семёнов ещё в мае разбросал для вас грудки каменной соли, есть где укрыться от грозы, есть куда бежать, если хищник. Не торопись вниз.
Не слушаешь, упрямец? Идёшь вниз?
Смотри, как бы не случилось плохое…
…Дядя Алёха решительно повёл городское воинство за кабанами.
Наконец-то!
Ещё вчера он выследил стадо, во главе которого шествовал «С приветом», не спугнул их и теперь намеревался подставить под пули если не секача, то хотя бы двух-трех уже округлившихся поросят. Всю дорогу он и его два помощника вполголоса инструктировали взволнованных гостей, как вести себя при встрече с кабанами, куда целить и куда, если потребуется, бежать. А может быть, и обороняться. Чтобы подзадорить слушателей, он со знанием дела рассказывал, какие клыки у секача и сколько он весит. От таких разговоров замирала душа охотника, а на выбритых щеках вспыхивал румянец тревожного счастья.
— Скоро? — шёпотом спрашивал Капустин.
— За перевальчиком, теперь уже скоро, — отвечал Бережной и прибавлял ходу. И все торопились за ним.
Кабаны лежали в густых зарослях папоротника, расковыряв мокрую землю низины. Но сам «С приветом» был, как всегда, настороже. Хруст веток под сапогами, тяжёлое дыхание перетрудившихся следопытов он услышал раньше, чем охотники подошли на выстрел и заняли позиции. Секач бесшумно снял своё стадо и увёл подальше от опасности. Дядя Алёха вышел с людьми на пустое место, длинно выругался и, приказав сидеть наготове и ждать, с двумя лесниками пошёл в обход, на загон.
Ждали часа два, а когда кабаны чёрными тенями зашныряли прямо под ружейными дулами, все растерялись, сердца сорвались и забились без ритма, и тут уж было не до пальбы. Успели выстрелить Капустин и снабженец, сидевший рядом с ним. Раздался острый визг, два секача чуть было не подкосили одного из охотников, оказавшегося на пути. Он по-козлиному подпрыгнул и удачно повис на ветке, секачи шумно промчались и исчезли, потом прибежал Бережной, нашёл в болоте подранка и прирезал его. Все-таки трофей, не с пустыми руками.
— Мелочь, — презрительно сказал снабженец. — Стоило из-за такого ехать две тысячи километров и забираться в горы. Такие и под Москвой есть.
— Не олень, конечно, — сказал другой гость. — И не зубр.
— А между прочим, опасно, — заметил тот, который висел на ветке в трех вершках от клыкастых вепрей.
Все смотрели на Капустина, все слова адресовались ему. Слушать обидно. Он вспыхнул, и последние остатки сдержанности покинули его. Да уж если пригласил… Решительно поджав губы, Капустин сказал:
— Вот что. Мы сейчас идём домой. Для жаркого у нас есть. А ты, дядя Алёха, и ты, и ты, — он ткнул пальцем в лесников, — подавайтесь выше, выслеживайте медведя или оленя — и чтобы завтра на заре… Вопросы будут?
Вопросов не было.
Он распоряжался в заповеднике, как в своём родовом поместье. Чувство меры было потеряно.
— Есть выследить! — отчеканил Бережной.
— Медведя или оленя, — повторил Капустин. — Или ты хищников боишься, Бережной?
— Будет сделано, — сказал он. — Разрешите идти?
Капустин кивнул. Лесники забрали с собой переднюю ногу подсвинка, вскинули ружья.
— Дорогу домой найдёте? — спросил Бережной.
— Как-нибудь, — уже весело ответил Капустин. — Хожено перехожено. Не впервой здесь.
Компания разделилась. Семеро пошли через перевальчик в гостеприимный дом на Ауре, трое — по долине реки, ближе к перевалам.
Навстречу нашему оленю и его стаду.
4
— А телеграмму я дал по просьбе Саши Молчанова.
Борис Васильевич привычным жестом поправил пенсне Котенко сидел перед ним, облокотясь на колено. Ни словом не перебивая учителя, он выслушал рассказ. Лицо его покраснело, глаза беспокойно светились.
— Вон ведь что задумали, — сквозь зубы сказал он. — И этот молодой хлыщ у них в роли щедрого хозяина. Интересное дело…
— Лучше сказать — поразительная наглость. Как в своей вотчине. Дом для гостей. Наём специальных егерей. Послушный, исполнительный Коротыч. И соответствующий камуфляж. Видите ли, отделу в этом районе нужна база для учёных, командированных в заповедник. Разве кто выскажется против? Биологи, ботаники, почвоведы здесь, конечно, нужны, работается в условиях резервата значительно продуктивней, чем в институтских лабораториях. Так думает и Пахтан, потому он и вёл строительство. А тем временем Капустин начинает прибирать к рукам все это хозяйство, он понимает выгоды, которые сулит благоустроенный Дом охоты, приглашает сюда нужных ему людей и обеспечивает таким образом для себя круг знакомых, которые помогут в личной карьере. Пахтан не очень вникает в эти дела, он доверяет Капустину и вообще на отдыхе — «оставьте меня в покое». Противозаконные поступки совершаются его именем…
Котенко грузно поднялся.
— Все! Еду на Ауру и разгоняю их. Немедленно, пока они не наделали серьёзной беды. Иного выхода не вижу.
Борис Васильевич прищурился.
— С вашим темпераментом… Знаете, тут партизанским наскоком трудно что-нибудь сделать. Какие у вас факты и доводы? Никаких. Единственно, что можно сделать наверняка, — это поймать их с поличным, на охоте в заповеднике. Возможно?
— Один не смогу, — сказал Котенко.
— Почему один? Мы попросим содействия в райисполкоме.
Котенко кивнул. Это другое дело. И тогда Борис Васильевич позвонил в район, нашёл нужного ему человека. Разговор шёл намёками, Котенко догадался, что собеседник учителя уже в курсе событий и только ждёт решительных действий.