— Там есть все необходимое — вода, углерод, водород и другие химические вещества, — любила говорить она. — В миллионы раз больше, чем на планетах. Должна быть радиоактивность, значит, тепло и высокая скорость мутации. Глубоко внутри комет условия для зарождения жизни могут оказаться идеальными.
Оставалось жалеть, что доктор высаживается на Европе, а не продолжает вместе с остальными путь на Кали. Ее незлобивые, но беспощадные споры с членом Королевского общества сэром Колином Дрейкером являлись для остальных пассажиров немалым источником развлечения. Прославленный астрогеолог, слишком именитый для того, чтобы подчиняться приказам, предписывающим отправить его домой, был единственным из первоначального штата «Голиафа», кто еще оставался на борту.
— Об астероидах я знаю больше, чем любой из ныне живущих людей, — бывало, с неопровержимой справедливостью заявлял он. — А Кали — самый важный астероид за всю историю. Я хочу ее заполучить в качестве подарка самому себе на сотый день рождения и ради науки, разумеется.
В отношении идеи существования форм жизни на кометах, высказываемой доктором Виджератне, он был непреклонен.
— Чушь! Хойл и Викрамасингх выдвинули эту теорию больше века назад, но никто никогда не относился к ней серьезно.
— Значит, пора начинать. Поскольку астероиды, во всяком случае некоторые из них — мертвые кометы, вам не приходило в голову поискать там окаменевшие останки? Это может оказаться нелишним.
— Честно скажу, Рани, я могу придумать много других, куда более полезных способов потратить свое время.
— Эх вы, геологи! Иногда мне кажется, что вы сами — окаменевшие останки! Помните, как вы смеялись над бедным Вегенером и его теорией дрейфа материков, а когда он благополучно скончался, сделали его своим святым?
И так далее, всю дорогу до Европы.
Европа, самый маленький из четырех спутников Юпитера, открытых еще Галилеем, была единственным объектом в Солнечной системе, который можно было бы спутать с Землей, если находиться достаточно близко. Когда капитан Сингх смотрел на расстилавшиеся под ним бесконечные ледяные поля, легко было вообразить себе, что он летит по орбите вокруг родной планеты.
Иллюзия быстро исчезла, когда он обратил взгляд к Юпитеру. Гигантская планета, стремительно проходящая через все свои фазы каждые три с половиной дня, занимала почти все небо, даже когда убывала до исчезающего тонкого полумесяца. Остававшаяся дуга света охватывала огромный черный диск диаметром в двадцать раз больше, чем Луны в небе Земли. Он заслонял звезды и на время затмевал далекое Солнце. Ночная сторона Юпитера редко была совершенно темной. Тут и там мелькали грозы, захватывающие площади, превосходящие земные континенты. Они напоминали обмен ядерными ударами и обладали энергией, равной им. Полюса обычно окружали полярные сияния. Гейзеры фосфоресцирующего света вскипали из потаенных глубин, которым, возможно, навсегда суждено было остаться неисследованными.
Когда планета почти подходила к полной фазе, она становилась еще величественнее. В тот момент сложные петли и причудливые узоры облаков, бесконечно шествующих параллельно экватору, можно было видеть во всем их многоцветном великолепии. Вдоль них двигались бледные овальные островки, похожие на амеб тысячекилометровых размеров. Иногда они так целеустремленно проталкивались через окружающий их облачный пейзаж, что легко было поверить, будто это огромные живые существа. Из этой гипотезы выросла не одна причудливая космическая эпопея.
Но гвоздем программы было Большое Красное Пятно. За века оно и прибывало, и уменьшалось, иногда исчезало почти полностью, но сейчас было видимым лучше, чем когда-либо, с тех пор как в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году его обнаружил Кассини. Когда во время стремительного до головокружения десятичасового обращения Юпитера вокруг своей оси пятно проносилось по поверхности планеты, оно походило на гигантский, налитый кровью глаз, злобно уставившийся в космос.
Неудивительно, что рабочие на Европе имели самую короткую продолжительность вахт и максимально высокий процент психических расстройств из всего персонала, базировавшегося на других планетах. Дела немного улучшились, когда производственные площади были переведены в самый центр обратной стороны спутника, где Юпитер постоянно оставался невидим. Но даже там, по сообщениям психологов, некоторые пациенты верили в то, что немигающий циклопический глаз наблюдает за ними сквозь три тысячи километров сплошного камня.
Следил он за ними, возможно, потому, что они воровали сокровища Европы. Спутник был единственным крупным источником воды, значит, и водорода, в пределах орбиты Сатурна. В кометном облаке за Плутоном имелись еще большие запасы, но добывать их пока было экономически нецелесообразно. Когда-нибудь, возможно, а пока Европа обеспечивала основную часть ракетного топлива, потребляемого в Солнечной системе.
Более того, водород с Европы превосходил по качеству земной. Благодаря миллионам лет бомбардировки со стороны радиационных поясов Юпитера он содержал намного более высокий процент дейтерия, тяжелого изотопа. Пройдя лишь небольшое обогащение, этот газ становился оптимальной смесью для питания термоядерного двигателя. Изредка природа все же сотрудничает с человечеством.
Людям уже трудно было вспомнить жизнь до Кали. До момента опасности оставалось еще много месяцев, но чуть ли не все мысли и поступки сосредоточились на нем.
«Подумать только, — иногда с иронией напоминал себе Роберт Сингх. — Я согласился на эту работу только потому, что хотел беззаботной службы, перед тем как выйти в отставку в ранге полного капитана!»
Время для подобных интроспекций у него выпадало нечасто, регулярный некогда распорядок жизни корабля сменился, по выражению старпома, спланированным кризисом. Тем не менее, с учетом всех сложностей проведения операции «Атлант», дело прошло сравнительно гладко. Крупных задержек не случилось, и программа всего на два дня отставала от графика, выполнить который когда-то казалось невозможным.
Как только «Голиаф» с «Атлантом» были поставлены на парковочную орбиту, всерьез пошла работа. Надо было закачать в резервуары две сотни тысяч тонн водородно-дейтериевой смеси при тринадцати градусах выше абсолютного нуля. Электролитические установки Европы могли произвести такое количество за неделю, но другое дело — доставить его на орбиту. К несчастью, два танкера Европы проходили капитальный ремонт, с которым нельзя было справиться местными силами. Их отбуксировали обратно на Деймос.
Даже если все пройдет нормально, то на наполнение необъятных топливных баков должен был уйти почти месяц. За это время Кали еще на сотню миллионов километров приблизится к Земле.
Часть V
26
УСКОРИТЕЛЬ МАСС
От прежнего «Голиафа» почти ничего не осталось. Одна сторона была целиком скрыта под топливными баками и двигательными модулями «Атланта» компактной массой труб длиной метров двести. Почти вся остальная часть корабля также спряталась под его собственными дополнительными резервуарами.
«Обзор будет плохой, пока не сбросим первые пустые баки. Да и ускорения не наберем со всей этой дополнительной массой, невзирая на обновленный двигатель», — мысленно отметил Сингх.
Трудно было поверить, что будущее человечества может зависеть от этого неуклюжего нагромождения железа. Вся конструкция была спроектирована и собрана с одной-единственной целью — как можно быстрее установить на Кали мощный ускоритель масс. «Голиаф» служил всего лишь фургоном для доставки, межпланетным космическим грузовиком. Грузом первостепенной важности, который должен быть доставлен до пункта назначения вовремя и в хорошем состоянии, являлся «Атлант».
Для достижения этой цели требовалось поступиться очень и очень многим. Хотя крайне важно было добраться до Кали с минимальной задержкой, в скорости можно было выиграть только за счет сокращения полезного груза. Если «Голиаф» сожжет слишком много топливной смеси на пути до Кали, то ее может не хватить для того, чтобы отклонить астероид с угрожающей траектории. Все усилия окажутся потрачены впустую.