Лишь в музыке и математике случались редкие исключения. Нелюдимый гений — местный Рамануджан или Моцарт — мог возникнуть из ниоткуда и в одиночестве бороздить странные моря человеческой мысли. Отличный пример из талассианской науки — Фрэнсис Золтан (214–242); имя его чтили даже пятьсот лет спустя после гибели великого ученого. Однако доктор Варли скептически относилась к его неоспоримым талантам. Ей казалось, что по-настоящему сути открытий в области гипертрансфинитных чисел не понимал никто. Подлинная проверка научного прорыва — это работы последователей, коих у Золтана оказалось исчезающе мало. Даже знаменитая «Последняя гипотеза» не доказана и не опровергнута до сих пор.
Варли подозревала, хотя тактично не делилась мыслями с талассианскими Друзьями, что репутацию и авторитет Золтан приобрел благодаря ранней и трагической смерти. Память о нем окутывали томительные надежды: а что, если… Ученый пропал без вести, плавая в окрестностях Северного острова. Событие породило легионы романтических мифов и теорий — несчастная любовь, завистливые соперники, неспособность найти ключевое доказательство, страх перед гипербесконечностью. Большинство предположений ни на чем не основывались. Но все они добавляли популярности образу величайшего гения Талассы, погибшего на пике свершений…
Что говорил старый профессор? Господи… После любого доклада находился тип, поднимающий постороннюю тему. Находились такие, кто умудрялся изложить любимую теорию, не относящуюся к делу. Доктор Варли накопила большой опыт и умела справляться с подобными деятелями, поднимая их на смех. Но с Великим Старцем, окруженным почтительными коллегами, на его территории, следовало обращаться вежливо.
— Профессор… э-э… Уинсдейл…
— Уинслейд, — поспешно шепнул председатель, но она решила, что попытка поправиться лишь ухудшит дело.
— …Ваш вопрос хорош, но это тема для другой лекции, даже серии лекций.
Что касается первого замечания — мы неоднократно слышали подобную критику. Она неверна. Никаких попыток сохранить тайну, как вы выразились, квантового двигателя не предпринималось. Вся теория находится в архивах корабля. Она передана Талассе вместе с другими материалами.
Однако я не хотела бы пробуждать ложных надежд. Честно говоря, среди действующего экипажа нет человека, в полной мере осознающего принцип работы двигателя. Мы умеем им пользоваться, не более.
В анабиозе находятся трое ученых — специалистов по квантовому движению. Но если придется разбудить их до прибытия на Саган-два, возникнут серьезные проблемы.
Люди сходили с ума, стараясь вообразить геометродинамическую структуру гиперпространства и задаваясь вопросом, почему Вселенная имеет одиннадцать измерений. Ведь десять и двенадцать — такие красивые числа! Когда я изучала базовый курс реактивного движения, преподаватель говорил: «Понимай вы суть вопроса, мы бы сейчас не разговаривали. Таких самородков отправляют на углубленный курс в институт Лагранжа-один». Он привел сравнение, вновь позволившее мне спокойно спать. Кошмары, наступающие от попыток представить десять в минус тридцать третьей степени сантиметра, отступили.
«Экипажу "Магеллана" требуется лишь знать, что делает двигатель, — объяснял преподаватель — Вы подобны инженерам на электростанции. Персонал умеет переключать энергию на различных потребителей, и ему не важно, откуда она берется. Динамо-машина, солнечная батарея или водяная турбина — без разницы. Инженеры, конечно, понимают основные принципы, но для работы эти знания не нужны.
Электричество может вырабатываться и более сложным способом. Скажем, с помощью ядерного реактора, или мюонного катализатора, или узла Пенроуза, или ядра Хокинга-Шварцшильда — понимаете, о чем я? На каком-то этапе инженеры перестанут понимать даже азы, однако останутся квалифицированными специалистами, способными поставлять электроэнергию куда необходимо».
Таким же образом мы способны направить «Магеллан» с Земли на Талассу и, надеюсь, дальше — на Саган-два, не имея понятия о том, что делаем. Но однажды — вероятно, столетия спустя — появятся гении, равные создателям квантового двигателя.
Быть может, это произойдет на Талассе. Родится новый Фрэнсис Золтан, и тогда уже вы прилетите к нам в гости.
Вряд ли доктор Варли верила в свои слова. Но завершение вышло эффектным и вызвало шквал аплодисментов.
22
КРАКАН
— Сделать это мы, конечно, в состоянии, — задумчиво проговорил капитан Бей. — План операции почти закончен. Вибрацию компрессоров, похоже, удастся одолеть. Подготовка площадки опережает график. Мы могли бы выделить людей и оборудование. Но насколько хороша такая идея?
Он обвел взглядом пятерых старших офицеров, собравшихся вокруг овального стола в зале для совещаний Терра Новы. Все как один посмотрели на доктора Кальдора. Он вздохнул и обреченно развел руками.
— Надо понимать, проблема не чисто технического плана. Расскажите все, что мне следует знать.
— Ситуация такова, — начал первый помощник Малина.
Свет потускнел, и в нескольких миллиметрах над столом повисло изображение Трех островов, напоминающее подробную модель. Но это был не статический слепок. При увеличении масштаба становились различимы талассиане, занимающиеся делами.
— Местные до сих пор боятся горы Кракан. На самом деле это мирный вулкан. От извержения никто не погиб. Одновременно он является ключевым элементом межостровной системы связи. Вершина находится в шести километрах над уровнем моря. Это наивысшая точка планеты. Идеальное место для размещения парка антенн, обеспечивающих дальнюю связь между островами.
— Меня всегда удивляло, — пробормотал Кальдор, — что за две тысячи лет мы не придумали ничего лучше радиоволн.
— Во Вселенной существует лишь один электромагнитный спектр, доктор Кальдор. Альтернатив нет. Талассианам еще повезло. Крайние оконечности Северного и Южного островов разделяют всего триста километров. Кракан обеспечивает покрытие всей суши; нет необходимости в спутниках-ретрансляторах. Проблемы две — доступность и метеоусловия. Шутят, что вулкан — единственное место на планете, где вообще бывает погода. Каждые несколько лет приходится лезть на гору, чтобы починить антенны, заменить солнечные элементы и батареи. Приходится разгребать снежные завалы. Ничего сложного, но работа неблагодарная.
— Талассиане всячески стараются избежать ее, — вмешалась главный врач Ньютон. — Вряд ли стоит винить их. Они сохраняют силы для спорта и атлетики.
Женщина едва не добавила: «и любви». Для многих присутствующих тема была чересчур болезненной, и подобное замечание могли не оценить.
— Зачем лезть на гору? — удивился Кальдор. — Почему не долететь до вершины? У них есть аппараты вертикального взлета.
— Там очень сильный ветер и разреженный воздух. После нескольких аварий талассиане решили не рисковать.
— Понятно, — задумчиво кивнул Кальдор. — Все та же проблема невмешательства. Не ослабит ли навязывание наших технологий их веру в свои силы? Разве что незначительно. К тому же просьба пустячная, и отказ ухудшит отношения с талассианами. Что справедливо, учитывая их помощь в работе над ледовой установкой.
— Полностью согласен. Возражения? Отлично. Коммандер Лоренсон, займитесь этим. Используйте любой космоплан, не задействованный в операции «Снежинка».
Доктор Кальдор любил горы. Они помогали чувствовать себя ближе к Богу; в отсутствии этого субъекта Моисей все еще сомневался.
Стоя на краю огромного кратера, он разглядывал море давно застывшей лавы. Из десятков трещин поднимались клубы дыма. Далеко на западе маячили очертания двух больших островов, похожих на темные тучи.
Ощущения усиливались пронизывающим холодом и необходимостью считать каждый вдох. Когда-то Кальдор наткнулся на фразу в старой приключенческой книге: «Воздух подобен вину». Тогда он жалел, что не может спросить автора, как тому удается дышать вином; теперь высказывание не казалось столь забавным.