Кровавый день! — И снова — ба-бах! ба-бах! ба-бах!
Пехота — лотарингцы, дюпрейцы — на конях.
Здесь Таафе и Геберштейн,
Гусары с Рейна (дивный Рейн!),
Все — в битве: высока цена Кремоны!
Орут, орут германцы, орут — в ушах звенит.
Орут они и бьются, как волны о гранит.
Мужайтесь, Лимерик и Клер!
Ирландцы — доблести пример.
Ну, кто захватит выход на Кремону?
Воскликнул принц Евгений: «Тьфу, не хватает зла!»
Воскликнул принц Евгений: «Удача — уплыла!»
Воскликнул принц: «Отходим прочь!
Темнеет; скоро будет ночь.
Боюсь, дела закончены в Кремоне».
Уокоп — Маколиффу: «Австрийцы отойдут».
Майор Дэн О’Махони: «Да, больше не попрут.
А мы сумеем как-нибудь
Им указать короткий путь,
Короткий путь из города Кремоны».
Вперед! — И захватили у Нойберга штандарт,
И барабан — у Диака (ха-ха, вошли в азарт!).
Австрийцы конные — вдали,
Вдоль По печально отошли,
Понурившись, оставили Кремону.
Ирландцы торжествуют, — их двести на стене.
Четыреста — погибли, служа чужой стране.
Ирландец, — лучше нет бойца,
Он всюду бьется до конца, —
И в Дублине, и в неродной Кремоне.
«Отличная работа! — промолвил де Водрей. —
Диллон и Берк, прославит вас Франция, ей-ей!
Что ни попросите сейчас,
Всё будет сделано для вас,
Героев отвоеванной Кремоны!»
Майор Дэн О’Махони: «Нас подняли чуть свет.
На нас — одни рубашки, штанов же — нет как нет.
Мы этим очень смущены.
Дозвольте нам надеть штаны:
Прохладно нынче вечером в Кремоне!»[2]
ШТУРМОВАЯ КОЛОННА
Барроу слышит от Поля Лероя:
— Узкая брешь не задержит героя.
Двинемте дружно,
Двинемте — нужно! —
Двинемте разом, — наш будет форт!
Десять моих да твоих два десятка,
Хендерсон (прозвище «Мёртвая Хватка»),
Хенти (противнику будет несладко!),
Также — Макд?рмотт (дерётся, как чёрт!).
Барроу молвит Полю Лерою:
— Трудное дело будет, не скрою.
Шутка ли: в целом,
Все под прицелом,
Вкопаны мины, — как подойдёшь?
Впрочем, забудем и ахи, и страхи:
Сорок шагов, — и увидим их ряхи,
Сорок шагов, — и увидим их бляхи,
И сапоги, и рубахи их тож!
Барроу слышит от Поля Лероя:
— Вон уж и солнце встаёт за горою!.
Порозовело,
Повеселело
Хмурое небо, — так-то дружок!
Я с полшестого буду в движенье:
Сорок шагов, — и я в гуще сраженья,
Мой субалтерн1 приведёт подкрепленье,
Двинет, как только услышит рожок!
Барроу, выждем сигнала… Но, странно,
Вижу, в глазах твоих стало туманно.
Ты медальон достаёшь из кармана,
Жарко целуешь его… Без обмана,
Где медальон раздобыл, говори!
Он ведь на Эми моей красовался;
Покрасовался и вдруг — потерялся.
Как у тебя медальон оказался?
Как, негодяй? Говори и не ври!
— Небо, Лерой, мне шепнуло намедни:
День мой сегодняшний — день мой последний.
То, что скажу я, не ложь и не бредни:
Да, твоя Эми носила его,
Да, он при мне, — как он, Господи, ярок! —
Но не подумай, что это подарок,
Нет, не подарок, — совсем не подарок:
Эми ведь любит тебя одного!
В танце украл я его незаметно.
Я твою Эми люблю беззаветно,
Но ни словечка,
Ни полсловечка
Ей не сказал — и уже не скажу.
Только тебя она, милая, любит,
Только тебя она в мыслях голубит.
Время такую любовь не погубит,
Я ж подошёл к своему рубежу!
— Барроу, Барроу, низкий предатель!
Как же ты мог, ты, мой друг и приятель!
Эми — верна мне.
Ты же… Сполна мне…
И разговор с тобой будет иной…
Всё, что угодно, прощу, но — не это…
Всё, но… Внимание: в небе — ракета!
Крепость, Макдугалл, возьмём до рассвета.
Смело, йоркширцы, в атаку — за мной!
* * *
— …Ты, отругав меня, Эми, отчасти
Будешь права. Но, учти, что в несчастье
Ум помутили мне чёрные страсти.
Мне ли, безумному, грех не скостить?
Да и, к тому же, его беспредельно,
Стало мне жаль, когда ранен смертельно
Был он в сраженье,
В это мгновенье Всё я сумел и понять, и простить!