Я ощущала себя идиоткой. Что я вообще о себе возомнила?
Прихорошилась! На что я надеялась? Что она меня будет ТАМ целовать?
Я всё понимала. Кто я, и кто Злата! Но всё равно, было очень обидно.
— Как тебе город? — спросил Мурлыка, едва мы вышли на крышу.
— Столько людей! А какие машины! Настоящая жизнь!
— Настоящая? — он скривился презрительно. — Вся эта бурная деятельность — просто гормоны. Если у тебя их немного — создашь семью, жёнушку заведёшь. Но если захочешь ебать моделек, придётся айтишником стать или предпринимателем. А не повезло, и запросы совсем необычные — к примеру, охота срать девочке в рот — тут уж, прямая дорога в начальники! В депутаты или в полицию. Такое позволено только им!
Вспомнилась котельная, трубы, Илья.
Неужели он будущий депутат или полицейская шишка? Может и так — если судить по тем, кто к нам приезжал.
— Люди, Мика, очень похожи. У «плохих» секс и насилие — в жизни, а у «хороших» — в книгах и на экране. Разве могло быть иначе? Основа мира — борьба. Мы убийцы и приспособленцы — в миллиардном поколении, ещё от бактерий.
— Думаешь, только в сексе причина?
— Нет, конечно. Главное, чувствовать себя самым крутым. Идиоту без этого не заснуть.
Я уселась и свесила ноги во тьму. Мурлыка опасливо щупал рукой парапет, пытаясь понять, где кончается крыша. Я помогла, и он плюхнулся рядом.
— Но ты ведь всегда рвёшься в город!
— Пиццу люблю. Жрал бы её трижды в день! Но, за исключением пиццы, ничего хорошего в городе нет.
Проглот и наркоша, чего с него взять?
Я размышляла о том, чего я хочу. Уж точно, не срать в чей-то рот!
Хочу, чтобы были живы мама, отец и сестрёнка — не у меня одной, а у всех. Хочу, чтобы на свете не было интернатов. Хочу, чтобы люди не дрались и не воевали…
Как много всего мне, оказывается, нужно! Столько невыполнимых и странных желаний! Вот так скромница-Мика! Куда проще, стать президентом страны и тащится от власти и важности. Жаль, это мне ни к чему.
— Знаешь, Мика, пора бы тебе повзрослеть.
— Не хочу! Дети, они настоящие. А взрослые — просто функции: врач, инженер, художник. Не хочу я стать функцией, это такая же смерть!
— Смерть. Но без неё, ты останешься пустышкой — куколкой, не превратившейся в бабочку. «Настоящего», никак не проявившего себя человека, и не увидишь! Ветер можно заметить только по действиям, да и те — не его, просто солнце нагрело землю.
Мурлыка вдруг погрустнел. Потом сказал очень твёрдо, обращаясь как будто бы не ко мне, а убеждая себя самого:
— Это подарок, который придётся вернуть. Отдать жизнь тому, что любишь больше всего.
— Мур, а ты чего хочешь? Ну, когда станешь взрослым.
Он покраснел и отвёл глаза. Потом внезапно спросил:
— Как тебе фильм? Понравилось?
Я вздрогнула и отвернулась.
Глупо! Будто Мурлыка мог видеть, что делала Злата!
— Чепуха! Называется «К звёздам», а летят на Нептун. И столько ляпов… Без фильма понятно, что обезьянкам в космосе нечего делать. Гуляй среди зелени, трахай жену!
Мурлыка нахмурился.
— Ладно, девчонки… Но от тебя, я не ждал! Для чего каждый день разговариваем?
Он надулся и замолчал.
Что за день! Мне и так было плохо — бабочки не прекращали порхать, а тут ещё…
— Прости. Расскажи, что я не так поняла? — к Мурлыке несложно найти подход, как и ко всем мужикам. Это не Злата!
Мальчишка сразу оттаял.
— Разве не ясно, что в космос никто не летал! Брэд Питт — это Будда, и путешествовал он в глубины себя, в поисках Бога-творца. Видала, какой он был собранный и сконцентрированный! Это ему помогало. Мешали инстинкты. Дикость — приматы, жадность — торговцы, трусость — экипаж корабля.
Приехали! Брэд Питт — это Будда! Не нужно быть детективом, чтобы понять — перед фильмом Мурлыка нажрался грибов.
— Нахрен искать отца, которому на тебя наплевать? — были у нас такие девчонки, слёзные письма писали.
Мурлыка снова нахмурился.
— Не богохульствуй! У нас тут не демократия — вякнешь, Вселенная стукнет по голове, — потом он добавил тихонько: — Не хочу, чтобы ты умерла. Больше всего, я боюсь остаться один.
Пиздец! Теперь мне ему не сказать, а остальным всё равно!
Стало совсем уж тоскливо.
— Ну, а пираты? Что это был за символ?