— Не будем топтать. Позвоню.
Остальных я провела к иве. В этот раз, труп оказался на месте. В свете фонариков поляна выглядела ещё страшней.
— Охренеть! — произнёс Мясоедов. — Такого у нас ещё не было!
Женщина в белом халате сказала: «Пойду оформлять документы. Сами всё видите». Она была очень бледна.
Я с удивлением заметила, что опытным взрослым не по себе. Полицейские в штатском тихо переговаривались, полицейские в форме стояли в сторонке и отводили глаза.
Мясоедов обратился ко мне:
— Хочешь сказать, это сделал мальчишка?
— Говорят, что мальчишки полками командовали…
— Говорят, в Киеве бизнесменов доят… — рассеянно сказал он в ответ и повернулся к «Петюне»: — Всё! Занимайтесь!
Мы вернулись обратно в корпус и началась полицейская волокита.
Меня завели в отдельную комнату, где женщина заставила меня снять одежду и вывернула карманы, сфотографировала целиком и «по частям», взяла соскобы кожи и грязь из-под ногтей. Валиком провела по подушечкам пальцев, вымазав их чёрной краской, и по очереди придавила к бумажке с напечатанными квадратами. Сказала: «Прекрасно!» и вышла.
Я не видела тут ничего прекрасного. Тем более, что это было только начало.
Тянулись минуты, но никто не появлялся. Я подошла к двери и подёргала ручку. Дверь оказалась закрыта.
Так прошёл час. Потом появился «Петюня» и кто-то второй — он представился, но имя я тут же забыла.
Начался сбор показаний. Они даже включили маленький диктофон, как будто мы были в американском кино.
Петюня сразу ушёл и появлялся лишь время от времени. «Второй» мурыжил меня так и сяк четыре часа. Спрашивал, выясняя подробности. Спрашивал снова, только другими словами. Что-то писал, чёркал и заставлял расписываться за исправления. Заметив, как я держу ручку, он уточнил: «Ты левша?» Иногда заходил «Петюня» и они тихонько шептались. Разок отпустили меня в туалет — без конвоя. Но если бы приставили женщину, любительницу грязных ногтей, я бы не удивилась. Мне очень не нравилось, куда всё идёт.
На меня не давили и не перевирали слова. Не задавали странных вопросов, наподобие: «Ты ненавидела Сашу?» Нет, всё было чин чинарём. В конце мне даже сказали: «Спасибо!» Только от этого легче не стало.
Я поднялась на крышу, надеясь, что там ждёт Мурлыка. Но крыша была пуста.
Я уселась на парапет и запела. Руки тряслись.
Боялась я не Илью, он уже был под стражей. Я боялась «Петюню».
С другой стороны, он был последней надеждой. Кроме полиции, меня некому защитить.
Через час я увидела, как отъезжают машины. Когда от колонны осталась лишь череда огоньков, появился Мурлыка.
— Илью отпустили. За недостатком улик.
Я обмерла.
— Ты что, шутишь?
Он присел рядом.
— Против него — ничего. Абсолютно. И есть свидетели, которые подтверждают, что во время убийства он был с ними в лагере.
— Он их запугал!
— А ведь полиция перевернула здание вверх дном. Видела, что устроили в комнатах?
— Я не заходила.
— Увидишь… Но по Илье — ничего. Зато откопали улики против меня.
Я обмерла.
— Тебя?
— Что-то ты не в себе, — Мурлыка нахмурился. — Совсем задолбали менты?
— Что у них против тебя?
— Кроссовки, палёный «Нью Бэланс». На них обнаружилась кровь.
— Никогда на тебе их не видела…
— А они были, — он невесело улыбнулся. — Валялись в шкафу.
Я продолжила:
— Но видела их на Илье, сегодня в лесу.
Мурлыка потух.
— Он опять побеждает. Он просто умнее меня.
— Не ной! Ты же был в лагере!
— Да. Есть куча свидетелей. Иначе, я был бы не здесь.
— И что получается? Куда все свалили?
— Наверное, к жёнам, — рассмеялся Мурлыка.
— Ты что, издеваешься? Почему отпустили подозреваемых? Илья на свободе!
— Если всех засадить, что это даст ментам? В этот раз им нужен настоящий убийца, а не козёл отпущения. Решили оставить в банке и мошек, и паука.
— Какая чудесная новость!
— Мика, Илья — последняя из наших проблем. Я с тебя глаз не спущу!
Ой, бля! Отыскался защитник!
Кончено, я сделала вид, что Мурлыка — герой. Такая уж женская доля, восхищаться мужчинами и без конца притворяться.
— А какая проблема первая?
— Мясоедов.
— Если б я знала, что всё так получится, я бы расцеловалась с Ильёй и никому ничего не сказала.
— Не говори ерунду! Лучше скажи, как всё было. Там, у ручья.
Об этом, после общения с ментами, я могла бы уже написать роман. Я тараторила, монотонно и без эмоций, а Мурлыка внимательно слушал. Я впервые видела его не обдолбаным и сосредоточенным.