— Ротик придётся открыть…
Я не послушалась, и Ганс ударил наотмашь. Из носа закапала кровь. Я инстинктивно открыла рот, и сразу же внутрь проникла чужая твёрдая плоть.
Теперь я не видела клёнов. Перед глазами был только живот. Кучерявые волосы лезли в глаза.
Ганс двигался, стараясь проникнуть поглубже, а я задыхалась. Из носа стекали два ручейка.
— Сопливая сучка!
Рука легла на затылок. Я упёрлась кулачками в живот.
— Сучка!
Я сопела. Лопались красные пузыри. На рубашку из носа летели кровавые брызги.
— Сучка!
Ганс прижал мою голову, вдавив нос в живот, и застонал. Мне было нечем дышать.
Я билась в конвульсиях, тщетно пытаясь вдохнуть. «Кашляла», беззвучно трясясь, содрогаясь от рвотных позывов.
Воздух! Воздух! Воздух!
Хоть бы глоток!
Рёбра дёргались, стараясь продлить мою жизнь.
Глоток!
Грудь обжигало, как будто в меня налили свинца.
Глоток!
В голове зашумело, и перед глазами взорвался миллион разноцветных салютов. Ненавистный мир исчезал, я скользила в блаженную тьму…
— Эй, ты чего!
Перед глазами снова был кролик из листьев. Я лежала на лавочке, запрокинув голову вверх.
— Солнышко, всё хорошо?
Воздух… Полные лёгкие…
Солнышко? Я на него не похожа. Скорее уж, на Луну — пустынную, мёртвую, бледную. Во рту чужой мерзкий вкус, в носу запах крови и рвоты. Под задницей какая-то мокреть.
Я посмотрела вниз.
На шортиках расплывалось пятно, и падали капли.
— Описалась, Солнышко… Ничего… Постираешь… — слова убаюкивали, как милые бредни Мурлыки. По коже бежали холодные волны. Я вновь начала скользить в темноту. — Стирать только шорты… Ты ведь не носишь трусы… Чёртова шлюха! — ласковый голос сорвался на визг. Страшный удар по лицу отбросил назад, на спинку скамейки. Из носа хлынула кровь.
Всё было красным: одежда, ладони, скамейка. Руки скользнули по планкам, и я свалилась на землю. Поползла, сдирая коленки, пытаясь сбежать.
В шортики что-то вцепилось. Руки и ноги оторвались от земли. Я сделала несколько странных движений, как будто котёнок, взятый за шкирку. Потом равновесие исчезло. Я шмякнулась вниз, на ладони, выскальзывая из шорт. Они съехали до колен, но не слетели. Я ползла, путаясь и пытаясь их скинуть, заливая кровью дорожку.
— Куда собралась, обоссыха?
На ладонь наступила огромная лапа. Я завизжала от боли, задрав голову вверх. В лицо ударила струйка мочи…
— Мика… Микочка…
Я открыла глаза.
Мурлыка — в ореоле из яркого света.
— Мика…
Я на террасе старого корпуса, свернулась клубочком средь белых колон. Вместо тела — сгусток из боли. Омерзительный привкус во рту.
Я приподнялась на ладонях. Голова закружилась. Меня вырвало прямо на руки. Во рту стало гаже.
Я вдруг подумала, что теперь из желудка, прямо мне в рот, выплеснулись частицы НЕГО. Вспомнила, как ждала нашей встречи и надеялась произвести впечатление.
Меня снова начало рвать, но было нечем. Я только кашляла и задыхалась. Мурлыка сидел в стороне, боясь ко мне прикоснуться.
Постепенно меня отпустило.
— Мика…
— Заткнись!
Я села на голую задницу. Шорты болтались на левой ноге.
По белым ступеням тянулся кровавый след.
— Мика…
— Помоги мне. Пожалуйста, — переборов боль, я натянула шорты. — Пойдём. Нужно помыться.
— Мика, я не могу.
— Это ещё почему?
— Я умираю.
Я сообразила, что след тянется не ко мне, а к Мурлыке. Он прижимал руку к животу, а между пальцев сочилась кровь.
— Мика… Он больше к тебе не придёт…
— Кто?
Я спросила, хотя уже знала ответ.
— Вот. Возьми телефон, — он сунул в руку мой «Сяоми». — Но как это страшно… Так страшно… И уже навсегда, не избавится… Хорошо, мне недолго осталось… — на губах у Мурлыки лопнул кровавый пузырь. — Никогда так не делай… Никогда, никого…
Он медленно улёгся на белый бетон. Я взяла его руку.
Какая холодная, в такую жару!
— Ты на помощь позвал? «Скорую» вызвал?
— Ничего мне не нужно… От ЭТОГО мира…
Я суетилась.
— Поедем навстречу «скорой», на машине Семёныча!
На заляпанном кровью экране ничего было не разобрать.
— Мика… У нас есть только сейчас.
Телефон выскользнул из руки.
— Не переживай. Это все равно, что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального… Жаль только, в полдень не видно звёзд.
Я наклонилась к нему.
— Скажи, как тебя зовут.