Сотни просторных, величавых покоев открываются один за другим в доме богов; молодые, еще не вошедшие в силу звезды освещают их. Теплый камень, сухой песок, влажная трава встречают неспешные шаги хозяев; в стенных нишах стоят изваяния дивных существ, держащие в лапах хрустальные фиалы, в которых плещется забродивший сок заката. Огромные залы порой оборачиваются озерами - недвижная водная гладь простирается сразу за порогом, и только изредка залетает сюда особо отважный эллил, сорвать роскошный, благоухающий цветок лотоса для подруги. Много удивительного, страшного и непонятного для смертного взора таится за порогом этих покоев... да только заказан путь в дом богов для слабого человека, покорного смерти и тлению.
Мальчишки мчались наперегонки, сломя голову, так что ветер свистел в ушах; один - высокий, гибкий, черноволосый, другой - чуть пониже, светловолосый и угловатый. Оба были одеты в тонкие белые рубахи, даже не перехваченные поясом, видимо, для большей свободы, и такие же штаны, чуть пониже колен, только у светловолосого на шее висело нелепое ожерелье - нанизанные неровно крупные красные ягоды. За ними шел мужчина, кажущийся еще более высоким из-за худобы, заметно прихрамывающий на правую ногу; у него были короткие темные волосы, торчавшие иглами во все стороны, резкие и ассиметричные черты лица - правая бровь заметно выше левой, правый же угол рта оттянут книзу белесым шрамом.
-Гарм! Фенри! - их мать обернулась, протягивая руки навстречу сыновьям. Они с разбегу налетели на нее, как пара смерчей, и принялись обнимать, толкаясь и наступая друг другу на ноги. - Что такое стряслось, что вы голосите как стая потревоженных павлинов? Сурт? - и она вопросительно заглянула в ртутно-зеркальные, светлые глаза подошедшего мужчины. Но он только улыбнулся торжествующе, пряча находку за спиной.
-Погоди-ка... - и Нима подцепила пальцем ожерелье, болтавшееся на шее Гарма. - Это что такое?
-Мам, смотри! - и ее сын сорвал одну из ягод, сунул ее в рот, разжевал и... через несколько секунд его кожа приобрела жутковатый фиолетовый цвет и покрылась черными разводами. - Здорово, правда? И главное, каждый раз другой цвет!
-Гарм! Эти ягоды ядовиты! - Нима всплеснула руками. - И ты об этом знаешь не хуже меня...
-Пустяки, мам... Ну подумаешь, живот поболит. Чепуха какая. Зато как страшно... Ууууу!... - и он скорчил зверскую гримасу.
Но мать не оценила его изобретательности и насильно вернула нормальный облик, напоив наговоренной водой из ручья.
-А теперь, когда моему брату вернули достойный вид, хотя ему куда больше пристало шутовское обличие, я расскажу как все было! - торжественно заявил черноволосый Фенри, важно усаживаясь на траву у ног матери.
-Нет, я! Я старший! - белоголовый Гарм оглянулся на отца. - Отец, можно?
-Ну да, старший, как же! На пять минут ты меня старше! Это не считается! - в знак протеста Фенри толкнул брата, тот не преминул ответить тем же и через несколько секунд на траве у ног Нимы кипела замечательная драка.
-Дети мои, остыньте!.. - Сурт довольно засмеялся. - Я пока и сам не утратил дара речи, а о такой находке хочется рассказать самому. Нима, Нум!.. смотрите...
В его руках оказалась вырезанная из дерева чаша с изогнутыми краями, гладко отполированная, излучающая слабое сияние. Сурт слегка встряхнул ее, и послышался тихий звон и сияние стало сильнее. Руки держащего чашу бога окутало золотое облако.
-Золотые тавлеи... - еле слышно выдохнула Нима.
Ее брат, Нум, протянул было руку, прикоснуться к находке, но отвел ее, будто золотое сияние обжигало хранителя границ.
-Где ты нашел их? - и он внимательно посмотрел на Сурта.
-Там, где кроме меня не бывает никто. В пустыне. Пытался выстроить подземные колодцы в цепочку, чтобы хоть кто-то из Кратко Живущих мог одолеть эти пески. Там и нашел.
-Что ты собираешься делать с ними? - любопытство загорелось в глазах Нимы.
-Как что? Играть!.. - и Сурт сел на траву, рядом с сыновьями. К этому времени мальчишки прекратили выяснять, кто из них старше и внимательно прислушивались к беседе. Он вынул из чаши свернутый плат, встряхнул его, разворачивая, и расстелил перед собой. Полотно было белым, тонким, свежим, но несмотря на это почему-то казалось очень старым. Возможно, из-за богатой вышивки, из-за которой почти не было видно самого полотна - ее нити не то, чтобы потускнели или обветшали, как раз напротив - они впитали в себя само время, стали темнее и почти срослись с тканью основы. Игровой плат был круглым; в центре его был закреплен небольшой золотой кружок, вроде монетки, на которой ничего не успели вычеканить. Расходясь от нее плавными извивами, на плате расцветал первый, самый меньший цветок - вышитый оранжевым, апельсиново-ярким золотом. Он словно лежал на втором, большем цветке, вышитом червонно-красным золотом; самый же большой цветок, извивающиеся лепестки которого касались кромки плата, был соткан из нитей черного золота, матового, зажигающего редкие искры в сплетении узлов.