В последние пятьдесят лет у Гарма появилась еще одна причина желать открытия Врат. По видимому, замкнутость Обитаемого Мира, его непроницаемость привела к тому, что сам воздух стал застаиваться и загнивать. Все чаще и чаще в искаженных, изломанных закоулках Арр-Мурра зарождались облака ядовитых испарений, сливающиеся в плотные тяжелые тучи. Гарм не мог допустить, чтобы они скапливались в одном месте, и был вынужден гнать их прочь, в сторону населенных земель. Когда ядовитый воздух покидал пределы Арр-Мурра, Гарм терял возможность повелевать им, и тогда ветер нес тучи, куда вздумается. Иногда это был северный ветер...
Солнце успело излить на землю сегодняшнюю долю ярости и на Арр-Мурра опустилась ночь, принеся с собой мертвящий холод. Купол над оазисом Гарма уплотнился и засиял неярким зеленоватым светом, будто предупреждая нежданных гостей, что так просто им внутрь не войти. Взошла луна; здесь она была еще более далека, чем в других местах Обитаемого Мира, и казалась похожей на одинокую жемчужину, закатившуюся на дно старого сундука. Приветствуя ее появление, ночные жители проклятых земель один из другим выходили из своих дневных убежищ и подавали голоса - и от самого приятного из них кровь стыла в жилах. На западной окраине ночная темнота сгустилась до предела, стала почти осязаемой - как всегда перед началом грозы, и уже кое-где там мелькали гибкие фосфоресцирующие силуэты вьюнцов. Откуда-то из-за окраины такыра раздался истошный нечеловеческий визг, - это вышел на охоту кровяной червь и кое-кто из приветствовавших полную луну поспешил убраться куда подальше. Первый удар грома прокатился по земле, стукаясь о стволы деревьев и скалы; первая молния, вспыхнув, упала в застывшие от холода пески, заставляя вьюнцов приплясывать от нетерпения.
Гарм, сидевший неподвижно несколько часов, будто статуя на храмовом фронтоне, потянулся и плеснул себе в лицо пригоршню холодной воды. Улыбаясь, он расправил крылья, собираясь полетать наперегонки с вьюнцами. Их стремительные движения завораживали бога. Неслышно сорвался он с края исполинского листа, и крылатая тень поплыла над проклятыми землями. Гарм поднялся повыше, так, чтобы увидеть свои владения во всем их великолепии, вдохнуть ледяной воздух ночной пустыни. Опрокинутая в небо чаша полной луны обливала его потоками жемчужного света, в котором нежились золотые и серебряные змеи, щекочущие изнутри его кожу. Черно-синее небо, пески и скалы, неуловимые движения неведомых тварей, невыносимая жара и невозмутимый холод... Гарм любил Арр-Мурра.
* * *
-Как быстро здесь темнеет... - Амариллис укутала уснувшего сына и повернулась к Чиро, весь день не отходившего от нее. Эллил следил, чтобы она не переутомлялась, помогал, чем только мог. Он познакомил девушку со старой мшанкой, следившей за детьми; старушка была достаточно строгой, чтобы малышня ее слушалась, но при этом достаточно доброй, чтобы не вгонять их в тоску. Конечно, Чиро был у них высшим авторитетом, но крики: «Матушка мшанка, больно коленку!» или «Матушка мшанка, саламандры кусаются!» раздавались с завидной частотой.
Амариллис весь остаток дня просидела на поляне, не отрывая глаз от сына. Вместе с ним она потихоньку добрела до ручья, где с удовольствием умылась, потом с еще большим удовольствием поела - вместе с детьми, которые были готовы есть целый день, о чем ворчливо сообщил Чиро. Играть у нее сил пока что не было, и она уселась на траву, прислонилась к теплому стволу, и смотрела, смотрела... Ближе к вечеру, когда солнце покинуло сад и стало прохладно, эллил и мшанка отвели детей в дом, в небольшую уютную залу, где пол был устлан мягкими коврами, повсюду валялись подушки, а по углам стояли короба с игрушками и сластями. Чиро под ликующие вопли детей достал с полки огромную книгу, уселся в невысокое кресло и принялся читать сказки; дети сидели вокруг него не дыша, ибо читал эллил мастерски, да и актером был неплохим. А когда за окнами совсем потемнело, малышню уложили спать; уставшие от долгого дня, игр и беготни, дети безропотно разбрелись по своим кроватям. Чиро проводил Амариллис в тихую комнату, расположенную рядом с детской, обставленную спокойно и разумно - небольшой стол, рядом кресло, скамья-ларь у окна, выходящего в сад, и две кровати - одна для Амариллис, другая, маленькая, стоящая у изголовья первой - для Судри.