вера наша ей преграда –
не достичь, увидеть цели.
44
А с добром приходила, так прогнали,
от подарков счастливых уклонились:
мол, не в светлый день брать от незнакомых,
от породы чудной, нечистой сути.
А от злобных даров не отказаться
и принять их вам, светлым, не зазорно.
45
Мы ходили на крестины
ради чуждой веры вашей.
Никого сильнее сына,
дочери не будет краше.
Над малюткой шелестели,
были тенью и защитой.
Вы даров не пожалели,
кладов древних, вглубь зарытых.
***
Воды лили; что шептали –
мало-мало понимали.
46
Мы не так уж чужды Большому Богу,
в его страшных делах мы не помеха,
даже как-то способствуем. Немного
на его высотах тоски и смеха,
мыслей беглых и снов сиюминутных.
47
Ее образ простоватый,
ее шаг мал-мала меньше.
Ее облик крыл-крылатый,
вид красивейшей из женщин.
Ее бледное бессилье,
ее темная природа.
Ее страхов изобилье,
колдовская жуть-свобода.
Ее тихое шептанье,
неумелое моленье.
Ее бездны заклинанье,
времени преображенье.
Все сошлось, и нет возврата,
сказанным словам отмены –
нет за ней, кто на расплату
сговорит, уменьшит цену.
48
Эти сны благотворны. – Благотворны? –
Может, жадность заспят свою и похоть;
может, сны умудрят их злую глупость. –
В это веришь? – По правде-то, не слишком…
Хоть какую-то подлость не успеют,
хоть каким грехом душ не замарают –
руки только веретеном попортят.
Книга сказок захлопывается.
Вторая интермедия закончилась.
49
Ох, тяжолое похмелье,
зимний сон под холодами,
невеселое веселье
года нового над нами.
Небо чистое, живое,
звезды ходят молодые,
небо в зимнем непокое
ветры гонит снеговые.
50
Ох и вид: телогреечка лихая,
клочья ваты, как будто обрастаешь
сам ты шерстью-руном, треух рыжеет –
растреклятая кроличья могила.
Как увижу – смех зимний пробирает.
51
Книги беру с полки и листаю –
скучно, скучно; темные страницы
равнодушно взглядом пробегаю.
Ждешь вестей? – Мне скука даже снится. –
Малый круг прогулок. – Снегу, снегу
намело-то сколько – непролазно
пешеходу. – Есть дорога бегу
лыжному. – Что для меня напрасно.
Только то, что мыслям не помеха,
я люблю движение: встал, вышел
и пошел, а лыжная потеха
вычурна, умышленна. – По крыше
снег ползет, чтоб всею массой страшной
рухнуть. – Ну, зато не надо чистить,
лазить до весны. – Еще намашет
мать-метель. – Наносит белой кистью.
52
Да и нам не легко. Хоть кровь иная,
легче, чище плескается по жилам,
а и в ней лютый холод, и летать нам
среди долгих метелей неприятно,
со снежинками путаем друг друга.
53
Холодно –
последняя забава
зимним долгим вечером –
воды я
натаскаю,
ведра поднимаю,
бочку полню, баню начинаю.
Холодно –
а бог с ним, дров не жалко,
жарко,
инда не вздохнуть, натопим
баню,
дров не жалко, жарко, жарко…
Сердце бьётся,
чем его торопим? –
жаром.
В воздухе-пару его утопим.
54
И мы тоже трепещем в мокром виде,
крылья греем, ты отвернись – вид жалкий.
Мы от жара, паров похорошеем,
будто лето припомнили – взбодримся,
будто не было зимних унижений…
55
Жарко –
смерть из тела изгоняем,
вениками хлещем,
машем жаром,
с лишним потом ливмя нА пол беды
схлестываем и водой смываем,
прислонясь сидим у красной печи.
Жарко –
адовых высот температуры
в мыльне-жар-парильне; кости томно
ноют от напора, от наплыва
крОвей горячЕй воды кипящей;
в свет кидаемся, на снег блестящий,
пОд небо и звездно, и огромно.
Кваса ковш – награда нам, кто выжил.
56
Наше место: здесь образа не ставят
нас пугать, здесь тепло, светло и сыро,
телеса обнаженные краснеют,