Разлука — традиционное препятствие в любви молодой пары. Но и в разлуке, как видно, молодец хранит свое чувство к любимой и, несмотря на горькие преграды, надеется на счастье. А если любовь уходит?..
Долина моя, долинушка, так раздолье широкое,
Раздолье широкое, гулянье веселое!
Дак на тебе, долинушка, дак ничто не родилося,
Ничто не родилося — да ни цветы, ни ягодки, ни черна
черемуха.
Да только уродилася да часта мелка рощица,
Дак зелена елинова, дак горькая осинова.
Дак из-за этой рощицы дак зорюшка-заря занималася,
Заря занималася, дак солнышко-солнце выкаталося.
Дак печет, греет солнышко зимой не по-летнему,
Дак любил парень девушку, любил не по-прежнему…
Любил не по-прежнему, женился на другой. Но где же та девушка, которая первая сложила песню удивительной глубины, силы и поэтичности об этом таком обычном, таком повседневном жизненном случае?
Сторона да сторонка, любимая да родимая,
Мне-ка век по тебе, да дорожечка, да будет не бывати,
Мне черных-то грязей, молодешеньке, будет да не топтати,
Мне мила ли дружка да сердечного да овочьми да не видати.
Я сряжусь, сподоблюсь, да молодешенька, да сряжусь сиротинкой.
Я пойду ли, побреду, да молодешенька, да к милому дружку
на свадьбу.
Я приду ли, молодешенька, зайду на круто крылечко,
Я с крыльца ли зайду, да молодешенька, зайду во горницу.
Я пройду ли, молодешенька, пройду нонь против печки,
И погляжу я, посмотрю, да молодешенька, по всем столам
дубовым,
По скатёрточкам новым камчатным…
Погляжу я, посмотрю, да молодешенька, по всем да людям добрым
И по прихожим я, да молодешенька, да по приезжим.
Ничего же нонь мне, молодешеньке, не приглянулось,
Ничего же нонь мне, молодешеньке, не прилюбилось…
Уж я вышла, молодешенька, на новые сени,
Я с новых-то сеней, да молодешенька, вышла на красно
крылечко.
Ой, я опрусь, овалюсь, да молодешенька, во точены во перилы,
Я во ти же новы точены во балясы.
Ой, погляжу, посмотрю, да молодешенька, нонче да во чист*
поле, во раздолье.
Ничего же во раздольице нонче в поле не видно,
Только видна в поле да во раздольице една. бела березка.
По корешку да березонька была корениста,
А посередине березонька была кривлевата…
А под той да березонькой мы с милым дружком прежь сидели
И говорили мы с любезненьким тайные словечки…
Тихо вращается катушка магнитофона. Образ за образом ложится на узенькую пленку. И несказанной тоской звучит песня молодки, выданной за нелюбимого:
Поклонюсь-ка я, помолюсь-ка я
Красну солнышку, лику радости,
Поклонюсь-ка я, помолюсь-ка я
Бледну месяцу, что в поднебесье,
Поклонюсь-ка я, помолюсь-ка я
Утрей зореньке да позоревой:
Не издастся ль мне, не случится ль мне
Обежать вокруг доли маятной —
Мужа лютого, свекра жадного, свёкры-в*лчицы…
И молилась я красну солнышку,
Поклонялась я бледну месяцу,
И я жалилась ясной зореньке.
Одного лишь я и не чаяла:
Ни к чему были все моления.
Изжила я жизнь, как и все живут,
Как и все живут люди бедные.
Доли радостной не притулилось,
И вся жизнь прошла черным горюшком…
— Не всегда и парень по своей воле девушку брал, — замечает кто-то из певцов, — иной раз и рад бы по Любови жениться, да то уезжать приходилось, а то еще родители поперек дороги встанут…
— Про девичье горе песен много, а есть ведь и про парней, — говорит бабушка Татьяна, — упрутся отец с матерью, выберут сыну невесту по своему скусу — и женись, не то проклянут.
— Мы слыхали такую песню, — говорим мы, — в деревне Кимже записывали.
Извлекается пленка, записанная в Кимже, и теперь наши певцы сами внимательно слушают то, что нам напели их соседи-кимжане: