Календарная песенная поэзия в быту старой земледельческой деревни стала отживать свой век уже в начале XX столетия, хотя монументальные тексты северных «виноградий», красивейших образцов поэтической народной фантазии, живут еще и по сей день в памяти отдельных стариков. Значительно более устойчивыми и долговечными оказались в народном обиходе величания игровые и свадебные.
— И занесло же нас сюда, прости господи! Лучше уж сидели бы внизу!
— Да ведь внизу нас посадили бы за стол и пришлось бы изображать гостей. И ничего бы мы не записали.
— А тут как запишешь? Я не могу больше! Скоро совсем изжарюсь!
Диалог происходит между моей коллегой З. В. Эвальд и мною. Мы находимся в избе, битком набитой народом, который частью сидит за празднично убранным столом, частью толпится в дверях, частью суетится и мечется между столом и сенями, принося все новые кушанья, подавая, угощая, наливая стаканы и т. п. В избе празднуется свадьба.
Нас пригласили на нее, как добрых людей, которые хотя и приехали сюда, в деревню Верхний Березник, на работу — записывать песни, но в то же время могут сойти и за почетных гостей, прибывших «из самого Ленинграда!». Нам, конечно, очень хотелось увидеть своими глазами подлинный обряд ныне уже очень редкой традиционной свадьбы. Но было бы совершенно неприлично, сидя за столом, записывать все, что относилось к этому обрядовому торжеству. Поэтому мы хотя и вмешались было сначала в общую толпу приглашенных, но быстро учли ситуацию. И, пользуясь тем, что в головах хозяев и гостей уже начал подниматься легкий туман от первых стаканов самодельной «бражки», мы незаметно взобрались… на огромную русскую печку. Отсюда все было прекрасно видно и слышно, и никто не мог уличить нас в каких-то подозрительных записях и заметках. Но ведь свадьба-то была богатая, пирогов напекли десятки, а пекли-то их в этой самой печке, и печка-то эта еще далеко не успела остыть… Конечно, Зинаида Викторовна несколько предвосхитила события — жареным мясом с печки еще не пахло, — но все-таки нам приходилось лихо.