Выбрать главу
На горе-то стоит елочка, Под горой стоит деревенка…
Перелески таки долгие, На ручьях нет переходинок…
Из-под дуба, дуба, дуба, Из-под дубова коренья Протекали ручеечки…

и т. п. Она рисует сказочные картины:

Вышли две девицы на улицу гулять, Вышли две красные на широкую. Взмахнули девицы по рукаву — Из тех рукавов по белой лебеди. Поплыли лебеди вверх по реки, Вверх по реки супротиву струи.

Вспоминается: так пляшет на пиру у старого царя его младшая невестка, волшебница Василиса Прекрасная, «царевна-лягушка». Сказкой мелькает в другой песне среди лесных деревьев и молодая свежая березка, осененная сиянием золотого венка, звенящая на весь лес золотым колокольчиком:

Александровска береза, береза Середи круга стояла, стояла, Она листьями шумела, шумела, Золотым венком сияла, сияла, Золотым звонком звенела, звенела…

Не бывает таких берез на свете! А в игровой песне, — к счастью, для поэтов, мечтателей и всех влюбленных в народную поэзию, — бывает. И плывет в этих песнях вдоль по морю, морю синему, по синю морю Хвалынскому стадо серых гусей, а второе стадо — белых лебедей, плывет и лебедь с лебедятами… Слушаешь — и видишь этот простор синего моря в золотых солнечных лучах и белоснежные крылья красивых, гордых птиц, покачивающихся на его волнах.

Синеет вечернее зимнее небо над теремом молодой рукодельницы:

Из-за гор белы снеги, Со небес, со небес — часты звезды. Я, невеста, ковер вышивала…

А по весенней траве, по плису-бархату кто-то щедро рассыпает скачен жемчуг:

У нас при улице, улице широкой, У нас при мураве, мураве зеленой Рассыпался жемчуг, рассыпался, Он по плису-бархату разлетался, Эх, лёли-лёли-лёлюшки, разлетался…

Ну, кто станет рассыпать по улице, да еще крытой бархатом, жемчуг? Ведь это опять сказка. И таких сказочных образов в игровой песне немало. И красуется ими игровая песня, слегка расцвечивая время от времени свои простые сюжеты, свою простую лексику золотом или цветным орнаментом:

Потеряла девка золоты ключи, Золоты ключи серебряные Со шелкова нова пояса Со застежками серебряными, Со пристяжкой позолоченной…
На беседе сидит милый, На коленях держит гусли, По гуслям бежали струны, Струны золотые…
Матушка сударыня во пир ушла, Свои золоты ключи за собой унесла…
Как за розвязью да за зеленою, За белым-то цветом да за черемушным, Ой, да за алым-то цветом да за смородиною Подле тын я хожу…

Золотое, серебряное, белое, алое… Не бывает на свете алых цветов на кустах смородины, не бывает золотых кочнов на огородах, не бывает лесных берез в золотых венцах, не бывает и лебедей, которые вылетали бы из девичьих белых рукавов!

А в игровой песне — бывает.

И как хорошо, что бывает!

СЛОВА ЗАКЛИНАЮТ

Коляда, Коляда,

Отворяй ворота!..

Ее никто никогда не видел, никто не может сказать, как она выглядит. Никто не знает даже, на что она похожа: на человека, на фантастическое существо или на что-нибудь другое. Но, судя по песням, она может ходить по земле, посещать людей, приносить им богатство, здоровье, счастье.

Зовут ее Коляда.

В глубочайшую древность, в глубочайшие тайники человеческой психики уходит корнями вера в чудесное, магическое, вера в возможность волшебного воздействия человека на окружающий мир. Воздействия силой ритуальных обрядов, жертвоприношений, молений, угроз. И в особенности — силой слова.

Слово казалось самым доступным, самым повседневным и легким средством для того, чтобы подчинить человеку все, даже стихии. Основной заботой был для наших предков-славян успех их аграрного труда. Следовательно, надо было найти нужные слова для обеспечения этого успеха. Так создавались заговоры — обращения-приказы человека природе, с которой он неизменно стоял лицом к лицу в процессе своей трудовой деятельности: обращения к солнцу, ветру, влаге, земле, которые надо было заклясть, обязать служить труженику-земледельцу. Заговоры — особый, не песенный фольклорный жанр. Но параллельно с заговорами создавались и заклинательные песни.