Он ждёт, когда закончу свой виток,
Моей рукой переведёт он строчку,
И стану я рассчётлив и жесток,
И честь продам — гуртом и в одиночку.
Я оправданья вовсе не ищу,
Пусть жизнь уходит, угасает, тает,
Но я себе мгновенья не прощу,
Когда меня он вдруг одолевает.
И я собрал ещё остаток сил,
Теперь его не выведет Кривая,
Я в глотку, в вены яд себе вгоню,
Пусть жрёт, пусть сдохнет, я — перехитрил!
ПЕСНЯ О СУДЬБЕ
Куда ни втисну душу я,
Куда себя ни дену,
За мною пёс — Судьба моя —
Беспомощно больна.
Я гнал её каменьями,
Но жмётся пёс к колену,
Глядит, глаза навыкате
И с языка — слюна.
Морока мне с нею,
Я оком тускнею,
Я ликом грустнею
И чревом урчу.
Нутром коченею,
А горлом немею
И жить не умею,
И петь не хочу.
Должно быть, старею.
Пойти к палачу?
Пусть вздёрнет на рею,
А я заплачу!
Я зарекался столько раз,
Что на Судьбу я плюну,
Но жаль её, голодную,—
Ласкается, дрожит.
Я стал тогда из жалости
Подкармливать Фортуну:
Она, когда насытится,—
Всегда подолгу спит.
Тогда я гуляю,
Петляю, вихляю,
Я ваньку валяю,
И небо копчу.
Но пса охраняю,
Сам вою, сам лаю,
О чём пожелаю,
Когда захочу.
Нет, не постарею.
Пойду к палачу —
Пусть вздёрнет скорее,
А я приплачу!
Бывают дни, я голову
В такое пекло всуну,
Что и Судьба попятится,
Испуганно бледна.
Я как-то влил стакан вина
Для храбрости в Фортуну,
С тех пор ни дня без стакан^,
Ещё ворчит она:
Закуски — ни корки!
Мол, я бы в Нью-Йорке
Ходила бы в норке,
Носила б парчу...
Я ноги в опорки,
Судьбу — на закорки,
И в гору, и с горки
Пьянчугу влачу.
Когда постарею,
Пойду к палачу —
Пусть вздёрнет на рею,
А я заплачу!
Однажды пере-перелил
Судьбе я ненароком.
Пошла, родимая вразнос
И изменила лик.
Хамила, безобразила
И обернулась сроком,
И сзади прыгнув на меня,
Схватила за кадык.
Мне тяжко под нею,
Гляди, я синею,
Уже сатанею,
Кричу на бегу:
Не надо за шею,
Не надо за шею,—
Не надо за шею —
Я петь не смогу!
Судьбу, коль сумею,
Снесу палачу —
Пусть вздёрнет на рею,
А я заплачу!
УПРЯМО Я СТРЕМЛЮСЬ КО ДНУ...
Упрямо я стремлюсь ко дну,
Дыханье рвётся, давит уши.
Зачем иду на глубину?
Чем плохо было мне на суше?
Там на земле — и стол и дом,
Там — я и пел и надрывался...
И плавал всё же, хоть с трудом,
Но на поверхности держался.
Земные страсти под луной
В обыденной линяют жиже,
А я вплываю в мир иной,
Тем невозвратнее, чем ниже.
Дышу я непривычно ртом.
Среда бурлит — плевать на среду!
Я погружаюсь и притом
Быстрее — в пику Архимеду.
Я потерял ориентир,
Но вспомнил сказки, сны и мифы...
Я открываю новый мир,
Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города...
В них многорыбно, но не шумно —
Нема подводная среда,
И многоцветна, и разумна.
Где та чудовищная мгла,
Которой матери стращают?
Светло, хотя ни факелА,
Ни солнце мглу не освещают.
Всё гениальное и не-
допонятое — всплеск и шалость.
Спаслось и скрылось в глубине
Всё, что гналось и запрещалось.
Дай Бог, я всё же дотяну,
Не дам им долго залежаться.
И я вгребаюсь в глубину,
Мне всё труднее погружаться.
Под черепом — могильный звон,
Давленье мне хребет ломает,
Вода выталкивает вон,
И — глубина не принимает.
Я снял с острогой карабин,
Но камень взял (не обессудьте),
Чтобы добраться до глубин,
До тех пластов — до самой сути.
Я бросил нож — не нужен он.
Там нет врагов, там все мы — люди.
Там каждый, кто вооружён,—
Нелеп и глуп, как вошь на блюде.
Сравнюсь с тобой, подводный гриб,
Забудем и чины и ранги.
Мы снова превратились в рыб,
И наши жабры — акваланги.
Нептун — ныряльщик с бородой,
Ответь и облегчи мне душу:
— Зачем простились мы с тобой,
Предпочитая влаге сушу?
Меня сомненья — чёрт возьми! —
Давно буравами сверлили:
Зачем мы сделались людьми?
Зачем потом заговорили?