Вот те песни, которые нам удалось слышать в Сибири от ссыльных, или собственно тюремные песни:
I
При долинушке вырос куст с малинушкой
(или с калинушкой)
На кусточке ли (или на калинушке) сидит
млад соловеюшко,
Сидит, громко свищет.
А в неволюшке сидит добрый молодец,
Сидит, слезно плачет;
Во слезах-то словечушко молвил:
— Растоскуйся ты, моя любезная, разгорюйся!
Уж я сам-то по тебе, любезная,
Сам я по тебе сгоревался.
Я от батюшки, я от матушки
Малой сын остался.
«Кто тебя, сироту, вспоил, вскормил?»
— Вскормил, вспоил православный мир,
Возлелеяла меня чужая сторонка,
Воскачала-то меня легкая лодка.
А теперь я, горемышный, во тюрьму попал,
Во тюрьму попал, тюрьму темную.
II
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за гор, гор высоких,
Выплывала лодка легкая.
Ничем лодочка не изукрашена,
Молодцами изусажена;
Посередь лодки бел шатер стоит;
Под шатром-то золота казна;
Караульщицей красна девица,
Девка плачет, как река льется;
У ней слезы, как волны бьются.
Атаман девку уговаривает:
— Не плачь, девка, не плачь, красная!
«Как мне, девушке, не плакати?
Атаману быть убитому,
Палачу (есаулу?) быть расстреляну!
А мне, девушке, тюрьма крепкая
И сосланьице далекое.
В чужедальнюю сторонушку,
Что в Сибирь-то некрещеную!»
III
Ты воспой, воспой,
Жавороночек,
На крутой горе,
На проталинке.
Ты утешь-ка, утешь,
Меня, молодца,
Меня, молодца
Во неволюшке,
Во неволюшке,
В каменной тюрьме,
За тремя дверьми
За дубовыми,
За тремя цепями
За железными.
Напишу письмо
К своему батюшке, —
Не пером напишу,
Не чернилами,
Напишу письмо
Горючьми слезьми.
Отец с матерью
Отступилися:
«Как у нас в роду
Воров не было,
Ни воров у нас,
Ни разбойников».
IV
Уж ты, гуленька мой голубочек,
Сизокрылый ты мой воркуночек!
Отчего ко мне, гуленька, в гости не летаешь?
Разве домичка моего ты не знаешь?
Мой домик раскрашенной: ни дверей нет, ни окошек,
Только печка муровая, труба дымовая.
Как во трубочку дымок повевает,
А у моей любушки сердце занывает.
Ах вы, нянюшки-мамушки!
Вы берите ключи золотые,
Отпирайте замки вы витые,
Вынимайте вы уборы дорогие.
Вы идите к чиновникам с поклоном —
Выручайте, дружки, из неволи!
Или голоску моего, гуленька, ты не слышишь:
Мой громкой голос ветерком относит?
Или сизые твои крылья частым дождем мочит,
Холодным осенненьким сверху поливает?
Как не ласточка кругом саду летает,
Не касаточка к земле низко припадает,
А про мое несчастьице, видно, не знает:
Будто я, добрый молодец, во тюрьме сижу, во неволе.
Что никто-то, никто ко мне, доброму молодцу,
Не зайдет, не заедет, никто не заглянет.
Тут зашла-зашла к нему гостюшка дорогая,
Вот его-то любушка милая;
Не гостить зашла, а проведать.
Уж ты, любушка, ты моя радость дорогая,
Выкупай ты меня Бога для из неволи!
Не жалей ты своих цветных уборов:
Ты сходит-ка, сходи в дом к прокурору,
Попроси ты его слезно, попрошай-ка:
Не отпустит ли он меня, молодца,
На вольной свет погуляти,
Свое горе лютое разогнати? {2}
V
Соловейко ты мой, соловейко,
Разнесчастный ты мой соловейко!
Ты не вей себе, не вей себе теплого гнездышка,
Не вей при дорожке,
А совей-ка лучше его при долине:
Там никто его, никто не разорит
И твоих малых детушек никто не разгонит.
Как у Троицы было под горою,
За каменною было за стеною,
Там сидит, сидит добрый молодец,
Он сидит, сидит в каменной тюрьме;
Он не год сидит, он не два года.
Что никто к нему, разудалому,
Никто не зайдет, никто не заедет.
Тут зашла к нему гостюшка дорогая,
К нему матушка его родная;
Не гостить зашла, а проведать:
— «Каково-то тебе, сыну милому,
Во тюрьме сидеть, во неволюшке?
Во тюрьме сидеть за решетками,
За решетками за железными?»
— Ах ты, матушка, ты, родимая!
Ты сходи, сходи к прокурору в дом,
Попроси-ка ты его милости,
Не отпустит ли меня, доброго молодца,
На свет белый погулять еще?
VI
Привелось мне, доброму молодцу,
Ехать мимо каменной тюрьмы.
На тюремном-то на белом окошечке
Сидел добрый молодец:
Он чесал свои русы кудерушки,
Частым белым гребешком.
Расчесавши свои русы кудерушки,
Сам восплакал слезно и сказал:
«Вы подуйте-ка, буйны ветры,
На родиму сторону!
Отнесите-ка вы, ветры буйные,
Моему батюшке низкий поклон,
Как моей родимой матушке челобитьице!
А жене молодой вот две волюшки:
Как первая воля — во вдовах сиди,
А вторая воля — замуж пойди!
На меня-то, молодца, не надейся,
У меня-то, молодца, есть своя печаль непридумная:
Осужден-то я на смертную казнь,
К наказанью ль кнутом да не милостному [33].
VII
Ты не пой-ка, не пой, млад жавороночек,
Сидючи весной на проталинке,
На проталинке — на прогалинке.
А воспой-ка, воспой, млад жавороночек,
Воспой-ка, воспой при долине.
Что стоит ли тюрьма,
Тюрьма новая,
Тюрьма новая, дверь дубовая;
Что сидит ли там, сидит добрый молодец,
Он не год сидит, он не два года,
Сидит ровно семь годов.
Заходила к нему матушка родная!
«Что я семь-то раз, семь раз выкупала,
Что и семь-то я, семь тысяч потеряла,
Что осьмой-то, осьмой-то тысячи не достало».
вернуться
«Молодой жене скажите мою волюшку —
На все ли на четыре сторонушки,
Малым детушкам благословеньице».
33
В известной русской песне: «Уж как пал туман на сине море», мотив этот повторяется в конце с таким вариантом: