— В этом нет сомнения, — ответила за Кавриса Софья Михайловна, — он у нас дисциплинированный.
«Будут вручать комсомольский билет! Мне!» Каврис вихрем помчался по коридору и едва не сбил с ног Тонку.
— Что с тобой? — спросила она.
— Что и с тобой! В три часа нас вызывают в райком.
— Ой, боюсь! — тоненько вскрикнула Тонка. — Только бы поменьше вопросов задавали.
— Ты трусливый заяц!
— Тебя, конечно, со мной не сравнить. Вон как тебя все хвалят! — Девочка обиженно поджала губы.
— Не сердись! — Каврис примирительно тронул ее за руку.
Но Тонка словно не слышала его последних слов — она пристально смотрела на его голову.
— Что ты там увидела? — недовольно пробурчал Каврис, заметив ее странный взгляд.
— Седые… волосы седые…
— Врешь!
— Нет, правда! Хочешь, вырву?
— И много?
— Не очень, но все-таки есть.
— Никто не замечал, а вот ты…
— Говорят, если пристально смотреть, то и на солнце родинки увидишь. Просто никто, наверно, на тебя так не смотрит, как я, — закончила Тонка и смутилась. — Ладно, я пошла.
«Чего это она? — подумал Каврис. — Дались ей мои волосы! Все-таки девчонки глупый народ. Тут такое дело, а она про седые волосы… Что особенного нашла?»
…Девушка в гимнастерке, секретарь райкома комсомола, была похожа на военного комиссара.
— Вот мои питомцы, — сказала ей Софья Михайловна. Видно было, что и она волнуется за ребят: как-то они ответят на вопросы, как будут вести себя в такой ответственный момент своей жизни.
Секретарь смотрела на ребят строгими глазами.
— Все знакомы с Уставом? Но прежде давайте-ка поговорим по душам. То, что произойдет в этот день, изменит вашу жизнь не только на сегодня, но и на много лет вперед. Комсомолец — звание высокое, и, пожалуйста, подумайте об этом, проверьте себя, можете ли принять его с чистой душой и чистой совестью. Пусть каждый расскажет о себе. Предлагаю начать Танбаеву. Прошу тебя, Каврис.
Сначала Каврис очень волновался, но, заметив, как серьезно и внимательно смотрят на него ребята, Софья Михайловна и секретарь, быстро освоился и рассказал о себе все, начиная с первой похоронки и кончая недавним случаем — поимкой дезертира.
Девушка в военной гимнастерке слушала очень сосредоточенно, не прерывая ни одним вопросом, хотя Каврис говорил почти целый час. Софья Михайловна нервно теребила край пухового платка, у Тонки дрожали губы, а мальчишки хмурились и сжимали кулаки, особенно в том месте рассказа, где Каврис боролся с дезертиром — подлым трусом и грабителем. Потом он отвечал на вопросы по Уставу ВЛКСМ. Отвечал четко, без запинки.
— Что, если перед тобой, Танбаев, — спросила секретарь, — вновь оказались трудности? Как бы ты поступил?
— Как герои-комсомольцы!
— Верю тебе — это не пустые слова. Хотя ты не был на фронте, не совершал героических поступков, но примеры из твоей жизни говорят нам, что ты можешь быть сильным, честным, принципиальным, не отступишь от своей цели, не струсишь, не предашь. Можешь считать себя принятым в ряды Ленинского комсомола. — Девушка в военной гимнастерке крепко пожала Каврису руку и приколола на грудь комсомольский значок.
Комсомолец Каврис вышел из райкома окрыленный. И хотя на дворе стояла ранняя зима, ему казалось, что яркое солнце светит тепло, по-летнему. Провода пели, как струны чатхана. Сухие тополиные листья, кружась по мерзлой земле, тоненько выводили свой нежный напев. Даже молчаливая зимняя синица просвистела по-весеннему: «Дин-тень»!
Вечером все, кого приняли в комсомол, собрались идти в кино. У Кавриса, конечно, денег на билет не оказалось.
— Ерунда! — беспечно отмахнулся Пронка. — Так пройдем.
— Как это «пройдем»?
— Пойдешь — увидишь.
У дверей клуба толпился народ, контролер проверял билеты. Пронка показал два, и ребят пропустили.
— Откуда у тебя билеты? Купил? — удивился Каврис.
— Хе, — засмеялся Пронка, — это просто… Видел, контролер надрывает только контроль, а потом бросает весь билет в урну. Я его оттуда вынимаю, потом склеиваю — и порядок!.. Идем, со мной не пропадешь!
— Ты меня обманул! Это нечестно! Это подло! Я не останусь! Забыл, что мы теперь комсомольцы?!
Глава
тринадцатая
Наступил декабрь. Посылки из аала частенько задерживались. Каврис не жаловался: видел, какой хлеб присылают Макару — одна картошка. На Октябрьские праздники Мария Владимировна принесла ему в подарок килограмм крупы. Чтобы растянуть ее подольше, мальчик не варил кашу, а по горсточке добавлял крупу в суп. Когда и этот скудный запас кончился, Каврис перешел лишь на хлеб и воду.