— И все-таки ты выдержал! Семилетку окончил с самыми лучшими отметками.
— Если бы мне тогда не помогли, помнишь… Между прочим, и ты мне помогла и ребята. Ты для меня как сестренка. Мне весело, когда ты рядом, хочется петь и петь без конца!
Тонка подняла свои длинные ресницы. От ее теплого взгляда, казалось, быстрые ручейки потекли еще быстрей. От такого взгляда и зима убегала без оглядки в страхе за свои снежные шубы, которые могут растаять от Тонкиных горячих глаз.
Каврис вспомнил, как в самый разгар зимы заболела Тонка. Девочку положили в больницу, и он ходил ее навещать. Тонка сидела на деревянном диване, бледненькая, худенькая. Даже длинные ресницы ее стали как будто короче. На ней был большой и некрасивый больничный халат. У Кавриса сердце сжалось от жалости: «Ну что ты так раскисла? Скоро зима кончится, цветы зацветут!» — «Цветы… — протянула Тонка. — Ты — синий колокольчик, а я — прошлогодний цветок ромашки. Этот белый цветок уже не играет со своими лепестками». — «Ты совсем не похожа на такую ромашку. Ты похожа на ту, о которой я сочинил стихи:
И ты поправишься! Обязательно! Верь мне».
Думая о том, как все получилось замечательно: вот и Тонка поправилась, и зима прошла, и на концерте они выступали вместе, — Каврис взял девочку за руку.
— Отпусти, — покраснела она, пытаясь освободить свою узенькую ладошку из крепких пальцев, — Макар и Пронка увидят — засмеют…
Каврис с сожалением выпустил руку. Тонка убежала. Лишь красные ленты на ее широкой юбке закружились от быстрого бега.
Каврису показалось, что в груди у него зажегся большой костер. Он оглянулся, посмотрел, нет ли кого поблизости, и произнес только что родившиеся строчки:
Глава
семнадцатая
Через два месяца после того памятного для Кавриса и Тонки концерта учеба кончилась.
Весна покрыла землю зеленью. В небе опять зазвенели жаворонки, в лесах — птичьи голоса.
Все это веселило Кавриса, который шел прощаться с учителями.
— Летом будешь в колхозе работать? — спросила его Софья Михайловна.
— Наверно.
— А осенью чтобы непременно вернулся в школу. Непременно! Конечно, тебе надо самому о себе заботиться, но ведь и мы не в стороне. Война, верю, скоро кончится, будет полегче. — У учительницы заблестели глаза. — Кончатся, Каврис, холод, голод, лишения! Терпели больше, остается потерпеть самую малость!
— Вернусь, — пообещал Каврис, хотя и был не особенно в этом уверен: сумеет ли выстоять, как прошлой зимой? Обещать — просто, а вот выполнить обещания… Впрочем, времени еще много — целое лето впереди.
Каврис шагал по знакомой дороге. Курганы, степь, жаворонки. Ах, жаворонки! Опять они здесь. Опять поют. О чем поют эти неунывающие птицы? И мальчик стал складывать в уме песенку жаворонков:
Вскоре он увидел одинокого жеребенка. Жеребенок стоял на кургане. Черные большие глаза его были печальны, кудрявый хвостик развевал легкий ветерок.
«Где же мать? — подумал Каврис. — Видно, забрали на войну…»
Хорошо идти одному, подставлять лицо солнцу, сочинять стихи! Каврис шел по старой тропинке, убегавшей от дороги в горы. Это было то самое место, где он встретился с дезертиром. Как же это было давно! Сколько событий произошло за один лишь год!..