У меня оставалось ещё слишком много времени. Слишком много времени наедине с самим собой. Слишком много… времени…
Внизу зазвонил телефон. Встряхнув стены царства моих болезненных грёз своей заливистой трелью, он пустил по ним каскады трещин, точно молот, ударивший в самый центр кошмарного кривого зеркала.
Кажется, я дремал. Провалился в пучину повторявшихся картин и отблесков. Стал частью безумной спирали из яви и вымысла… И манящий словно бы издали телефонный перезвон выдернул меня из этого странного полусна в реальность холодного дня.
Встрепенувшись, я втянул сквозь зубы столько воздуха, сколько смог, и задёргался из стороны в сторону: мир вокруг меня, казалось, пребывал в неспокойном движении, но иллюзия эта истаяла, стоило только стихнуть телефонному звонку.
Остался только страх. Неясный, необъяснимый и новый страх, которому я не мог найти объяснения. Словно бы кто-то смотрел на меня со стороны прямо в тот же момент – или думал обо мне с такой направленной чёткостью, что мог пронзить даже разделявшее нас расстояние.
Рассеянный взгляд мой скользнул по комнате и остановился на часах. Как оказалось, я проспал довольно долго. Дольше, чем мог надеяться. И оставшегося до начала уроков времени было достаточно для размеренной дороги до школы.
Быстро собравшись, я как был – грязный и растрёпанный – вышел из дома.
Деревня просыпалась. Медленно, с опаской, точно дикий зверёк, невольно застрявший на занятой врагами территории. Тут и там слышался грохот деревянных рам, закрывающих окна и двери от взгляда лунного демона. Кое-где звучали голоса. Несколько раз до меня доносились испуганные вскрики и ропот – наверное, хозяева обнаружили опустошённые алтари для податей.
Небольшие улочки наполнялись жизнью. Люди, растерянные и слегка взволнованные, ходили из стороны в сторону, пытаясь убедить себя, что опасность на самом деле миновала, что новый день действительно начался, не затребовав себе жертву из родных и близких. Отчасти я мог понять их – но в то же время совсем не понимал. Взрослые, серьёзные мужчины и женщины, ремесленники, земледельцы, торговцы – все они сейчас казались мне маленькими детишками, только-только вылезшими из-под одеяла после страшной-престрашной сказки на ночь.
И почему я раньше не замечал этого?.. Наверное, потому, что сам сидел в своей комнате, как крот в яме, с нетерпением ожидая наступления нового дня…
Неподалёку раздался очередной возглас – господин Такеда подзывал к своему алтарю соседей, чтобы показать: великий демон был благосклонен к его семье.
Я, не удержавшись, фыркнул и прибавил скорости. Странно было видеть, какое значение жители деревни придавали шалости циничной девчонки – и ещё более странным оказалось получать от этого непонятное удовольствие, как если бы я был одним из придумщиков такой вот глупой шутки и теперь мог открыто наслаждаться произведённым эффектом.
Хина… Она ведь, наверное, даже не улыбнулась бы на моём месте. Ей и в голову бы не пришло, что такое может быть забавным. Она просто обворовала алтари, без каких-либо лишних мыслей… И сейчас, наверное, посмотрела бы на этих людей как на полнейших дураков.
Я усмехнулся снова. Ничего не смог с собой поделать.
Но всё же – интересно, что было с Ханаи после нашего расставания в лесу? Пошла домой? Или выбрала себе другой маршрут?.. Может, зашла в школу, или же попробовала напроситься к кому-нибудь в гости – серьёзно, я готов был принять на веру любой вариант, когда дело касалось этой взбалмошной храмовой жрицы…
На секунду даже показалось, что Хина вот-вот появится из-за угла – потому что это было в её стиле, вот так вот возникнуть на пустом месте с очередной посредственной острóтой. Или с вопросом о том, как прошли наши «примитивные посиделки для приближённых Великого Дома»… Нет, нет – она нашла бы другие слова, пропитанные ядом настолько, что мне, несомненно, стало бы стыдно за весь вчерашний вечер…
Хотя мне и так было стыдно.
Самую малость.
Наверное.
Школа, вопреки галдящему оживлению остальной долины, казалась заброшенной и мёртвой. Могучее сооружение первобытным зверем валялось на своём холме, внушая трепет и призывая к почтительному поклону. Оно заставляло уважать себя, это неистребимое напоминание о грязной, неправильной войне – заставляло помнить, к чему приводят ошибки власть имущих и тех, кто слепо следует за ними.