Я поджал губы, давя в себе бесполезный гнев. Сейчас в нём не было смысла – нужно было решить, что делать дальше, с учётом неожиданно открывшихся подробностей.
Мимо сновали люди, полные своих забот и планов. Город жил своей ночной жизнью, раскручивая совершенно новые канонады звуков и купаясь в океанах искусственного света, а мы стояли в самом сердце этого безумного мирка и как будто бы выпадали из его объятий, оставаясь во власти истинной тьмы, что приходит после заката.
– Такси, – слабо промолвил я, пытаясь заново распробовать знакомое слово. – Если постараемся, то найдём подходящую машину. Нас непременно отвезут домой!.. – я понял, какую ошибку допустил, но было уже поздно. – Прости, я не хотел… Не думал… И… Ты ведь можешь пожить у меня, да? Некоторое время, пока всё не уляжется…
Я не с Макото разговаривал. Я зачитывал монолог самому себе, не ожидая ответа или реакции – просто чтобы заполнить тишину, развеять подползающие со всех сторон тени безвыходной тоски, успокоить самого себя. И спастись от мучительной необходимости встретить реальность лицом к лицу.
– Такси… – снова произнёс я, но голос прозвучал как будто бы издалека, слабо и почти неслышно.
– Нет, – быстро ответила Мако, мотнув головой. Я не видел её глаз за чёлкой, но понимал: девушка готова была разрыдаться в любую секунду. – Завтра… Завтра я позвоню своему водителю, и он нас заберёт…
Водителю?.. Почему она не сказала об этом раньше?..
– Главное – переночевать здесь, – пробормотала Макото, стремясь убедить скорее себя, чем меня. – Найти какое-нибудь спокойное место и…
– Подожди! Но… почему бы не позвонить водителю сейчас?.. – я смалодушничал. Ухватился за решение и потянул его на себя, поставив себя над другим человеком, который, возможно, уже давно спал в окружении жены и детей.
– Гостиница, – продолжила Мако так, словно я вообще ничего не говорил. И я был благодарен ей за это. – Нам нужно найти гостиницу. Я смогу расплатиться за номер…
Старшеклассники, снимающие номер в гостинице… Это ведь…
– Но что о нас подумают?! – воскликнул я так тихо, как только мог.
– А что о нас могут подумать?.. – Макото посмотрела на меня сквозь дебри ниспадающей на глаза чёлки. – Мы ведь любим друг друга, так?..
– Д-да, но…
– Тогда какая тебе разница до того, что взбредёт в голову человеку, которого ты никогда в жизни больше не увидишь?..
Спорить дальше было бы глупо. Младшая дочь Дома Амамия разнесла мою странную позицию в клочья – и я уже сам не понимал, откуда взялось в моей голове то скованное сомнение. Одно было ясно наверняка: больше я не имел права выставлять себя безвольным трусом. Слишком много ошибок допущено, слишком много глупостей сказано. Достаточно. Я должен был измениться. Ради неё и ради себя самого.
– Пожалуй, ты права, – поспешно согласился я, взяв девушку за руку. – Пойдём скорее, пока ещё не похолодало.
Город кричал. Цвет, свет и шум были его голосом – рокочущим и низким, как шум набегающих на скалы приливных волн. Наседая со всех сторон, он, казалось, манил и отталкивал одновременно, завлекая своей показной яркостью, огромным выбором доступных удовольствий, от которых так сложно было отказаться. Но там, за этими показными кусочками сказочного витража, пряталась другая сторона улиц – злая, мрачная, голодная до чужих страданий. Прячась в тёмных проулках, в двух шагах от очередной сверкающей вывески, тьма человеческих сердец взирала на убранство ночного мира в поисках подходящей жертвы. Я чувствовал этот взгляд – сконцентрированный поток презрительного интереса, которым нас с Макото провожали пугающе обычные люди, в которых сложно было заподозрить подобный интерес к окружающим – дикий, первобытный интерес, желание вторгнуться в чужой мир, завладеть чьим-то счастьем...
Не знаю, что сдерживало этих людей. Особенно тех из них, кто явно принадлежал к подростковым бандам – таковых было немало на улице в этот поздний час, но ни один так и не рискнул подойти и попытаться отобрать у меня Макото. Быть может, я сгущал краски, создавая чудовищ там, где были обычные прыщавые юнцы, старающиеся поднять свою самооценку через нелепое подобие агрессивной группировки… Хотя верилось в это с трудом.