Мако, точно нежнейший цветок, покоилась в моих грязных ладонях и дожидалась своей участи… Иначе как ещё можно было объяснить её внезапную тревогу? Нет, я должен был держать себя в руках. Просто обязан.
Ключ легко провернулся в замочной скважине, и входная дверь, чуть скрипнув, ушла в сторону. Взгляду моему открылась комната, неотличимая от представленной в приёмной фотографии – такая же яркая и искусственная, будто бы очередная картинка, безумно далёкая от реальности. Даже пахло здесь как-то по-особенному, незнакомо. То ли грязной фальшью, то ли скверным очистителем воздуха – в такой ситуации сложно было сказать наверняка. Сознание додумывало для меня образ апартаментов, размещая тут и там грязные следы предыдущих гостей. Гигантская кровать, зеркало, два мягких пушистых кресла – всё это вдруг показалось мне безумно грязным, отвратительным даже.
Похоже, я так и не смог избавиться от предрассудков деревенского пай-мальчика, остался наивным мальчишкой, для которого мир взрослых людей лежал по ту сторону незримой границы за пологом, сотканным из сомнений и страха.
Макото, тихонько взвизгнув от восторга, толкнула меня в сторону и вбежала в комнату. Она выскользнула из обуви чудесной феей, на миг устремившись к небесам – но тут же мягко приземлившись на роскошный ковёр уже самой обычной, разве что очень красивой девчонкой. От недавней задумчивости не осталось и следа – хихикая и кружась, Мако скользила от одного предмета обстановки к другому, останавливаясь через каждый шаг только затем, чтобы одарить меня искрящимся от удовольствия взглядом. Наверное, я ошибался, приписывая ей излишнюю взволнованность насчёт предстоящей ночи…
Я облегчённо хмыкнул себе под нос, почувствовав, как отступает напряжение из дрожащих пальцев и коленей. Действительно, глупо было подозревать Макото в такой вот обеспокоенности. Она ведь была ребёнком – большим ребёнком, для которого в нашей щекотливой ситуации не было ничего необычного, ничего двусмысленного или зазорного. И… Я не мог предать эту её простодушную веру, не мог осквернить своей похотью её чистую радость от того, что мы проведём эту ночь под одной крышей, совсем как настоящие влюблённые.
Только не всерьёз. Как «папа» и «мама» в кукольном домике, как часть большой игры в любовь, без взрослых глупостей, которую несложно понять и ещё проще – построить, раздав роли и обязанности тем, кто готов был слушать. И я в этом спектакле играл возлюбленного Макото, как она того хотела. Играл, мечтая жить этой ролью – и терпеть её ограничения до самого конца. И, может быть, тогда девушка поймёт, что в жизни всё может быть на самом деле, что существует и оборотная сторона этой милой и простой «любви»…
Может быть. А может мы так и останемся красивым кукольным дуэтом, в котором один будет погребён под цветастыми мечтами, а другой – бессилен в желании обернуть историю вспять и написать новый сценарий поверх старого.
Но до тех пор мне оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что когда-нибудь Мако всё же повзрослеет и посмотрит на меня совсем иначе…
– Ну же, Шин! – воскликнула девушка, притопнув ножкой. – Проходи скорее! Тут так славно… Так много мягких цветов, блестящих штук и… даже вот что есть, – она достала из-за кровати целую связку наручников, часть из которых была оторочена пугающе розовым мехом.
– Положи! – автоматически прикрикнул я, чуть не ввалившись в помещение в обуви. – Это нехорошие вещи!..
– Тут ещё что-то…
– Даже не смотри туда! – с трудом освободившись от ботинок, я захлопнул за собой дверь и рванулся к кровати, но девушка, упорхнув в противоположную сторону, уже крутилась у большого плоского телевизора, пристально вглядываясь в его зеркальную поверхность.
– Телевизор, – прокомментировала она, вытянув губки.
– Да, он самый, – согласился я, замерев в ожидании подвоха.
– Большой. И… Тут полки под ним. Много всяких фильмов. Посмотрим что-нибудь?..
– Нет! – я запаниковал. Лицу сразу стало жарко от прилившей к голове крови, а руки судорожно потянулись к возбуждённо подрагивающим плечикам Мако. – Там… нет мультиков и сказок!..