Мегуми как-то повлияла на него! Сделала своим рабом, марионеткой!
Я, ощутив внезапный порыв, оглянулся через плечо. Но увидел не размытую тень с обезумевшими искрами глаз – нет… Ёске, секунду назад увлечённо изучавший какие-то конструкционные неровности на потолке, ответил мне взглядом и успокаивающе улыбнулся.
Зубы сами собой стиснули нижнюю губу.
Нужно было убираться из этого проклятого места, пока я окончательно не сошёл с ума.
Паранойя… Паранойя, паранойя, паранойя… Или всё-таки нет, а, Шин? Вдруг эти люди только прикидываются твоими друзьями?..
Ну вот. Я уже напрямую обращался к самому себе…Плохой, плохой прогноз. Да, Шин?
Хотелось смеяться и плакать одновременно.
– Ёске, – я спрятал руки в карманы, стараясь скрыть дрожь в негнущихся пальцах. – Похоже, я схожу с ума…
– Я тоже, друг, я тоже, – Ватанабе негромко рассмеялся, и мне вдруг стало немного легче, спокойнее. Заданный им шутливый тон раскалывал сковавший меня лёд заблуждений и страхов. – После всего, что стряслось – само собой в голове начнётся бардак!
Он догнал меня и пошёл по правую руку, как в старые добрые времена.
– Но то, что ты тут учудил – это просто вне всяких комментариев! – чуть качнувшись в сторону, Ёске пихнул меня в плечо и рассмеялся. Вышедшая из-за ближайшего поворота полненькая медсестра окинула нас сердитым взглядом – и мы как по команде ускорили шаг.
– Не вздумай рассказать кому-нибудь в школе, – с шутливой мольбой промолвил я, и Ватанабе широко ухмыльнулся в ответ.
– Смотря, как будешь себя вести, Шин!
– Как буду себя вести?.. Тогда я готов оплачивать за тебя обед в столовой! Неделю!
– Месяц, не меньше! – он с деланным высокомерием поднял указательный палец.
– По рукам! Легко же я отделался!
Мы тихонько захихикали. И вдруг Ёске произнёс:
– И что только Мегуми нашла в этакой размазне, как ты, – слова эти были продолжением нашей клоунской перепалки, нелепой шуткой, но… В ней было слишком мало… шутливого что ли.
Ватанабе понял, что сказал лишнего, и сразу как-то притих, сжался. Мне тоже стало не до шуток, и к приёмной мы спустились в тяжёлом молчании.
Я хотел было поблагодарить ещё раз медсестру, что нас пропустила, но на её месте уже сидела девушка из другой смены – светловолосая иностранка с красивыми зелёными глазами. Она с интересом посмотрела на нас, проводила взглядом и, дружелюбно помахав ладошкой, с заметным акцентом пожелала доброго пути…
Люди из других стран приезжали в эту глушь, чтобы работать – пусть даже на проходной – в такой больнице… Просто удивительно. Настоящий повод гордиться нашим маленьким краем, даже со всеми его бедами и проблемами.
Макото казалась спящей – стояла почти без движения, сложив ладони на животе и смежив веки. Её спокойное, умиротворённое личико дарило чувство странного единения и даже защищённости… Как будто бы Мако вдруг взяла на себя роль всеобщей матери, отринув своё нескладное «я», куда больше подходящее ученице младшей школы, нежели настоящей старшекласснице.
Я невольно обмер, завороженный этой картиной. После пропитанной болезненными воспоминаниями больницы мне отчаянно нужны были такие ощущения – хотелось восхититься, почувствовать заботу…
Ёске, в отличие от меня, не обратил на Мако внимания. Он спокойно повёл свой велосипед мимо меня и, выстукивая каблуками, спустился с крыльца… Достаточно было малейшего скрипа, тишайшего звона велосипедных деталей – и прекрасная иллюзия треснула, раскололась на множество кусков, из-за которых отвратительным потоком тут же засочились беспокойство и страх.
Макото, выдернутая из милого транса издаваемым Ёске грохотом – да, для меня сейчас перестук подошв и шелест колёс казался настоящей какофонией звуков! – удивлённо огляделась. На её лице больше не было тронувшего меня спокойствия – только по-детски простая и явная беспомощность.
Тихо выругавшись, я подхватил свой велосипед за рога руля и потянул за собой, давя в себе непонятно откуда взявшуюся ярость и злобу.
Девушка же, сохраняя молчание, нагнала меня и пошла рядом, по другую сторону от велосипеда. Так близко, но в то же время так далеко… На расстоянии вытянутой руки, но за непреодолимым препятствием – нет, я подразумевал не раму двухколёсной машины – между нами сейчас пролегло нечто большее… Нечто важное. Но я не мог понять – что…