Одёрнув себя от восхищённых дум, я вытащил из холодильника стеклянную бутылку апельсинового сока и разлил по кружкам.
Вернувшись в зал, я поставил одну кружку перед Макото, а сам, грея в ладонях другую, уселся за стол напротив девушки.
– Итак, – я осторожно кивнул, подталкивая Мако к беседе. – У тебя был ко мне какой-то разговор… Так?
– Да, – Макото нахмурилась. – Я… Мне кажется… Нет, не так. Шин…
– Я слушаю…
– Вчера… И сегодня… Это просто какой-то кошмар, – девушка, негромко шмыгнув, зажмурилась. Ею снова овладевали рыдания.
Я молчал. Ждал, когда Мако снова совладает с собой – других стоящих идей в голову не приходило, хотя, уверен, можно было запросто придумать сотню вариантов получше.
– Ну всё, хватит! – девушка, похоже, приказывала сама себе… И ведь послушалась. Подняла взгляд, взглянула на меня прямо и серьёзно. – Шин… Вчера вечером сестра разворошила весь дом. Читала старые дневники… Искала какие-то записи. Когда я вернулась из больницы, Хитоми и мама кричали друг на друга… Очень сильно.
Макото взяла паузу. Отдышалась, пригубила из кружки. Кажется, она подбирала слова – мы оба понимали, что первая часть её рассказа была далека от информативности. Наконец, собравшись, девушка продолжила:
– Хитоми всё время говорила о проклятии и Фестивале. Говорила… Нет… Не так… Она кричала… Очень, очень громко. А мама кричала на неё…
Я мгновенно достал из завалов памяти образ Амаии Тоно, матери Хитоми и Макото. Это была властная, гордая женщина, помешанная на древних заветах и правилах. Она до сих пор мнила свою семью частью высочайшей знати, пусть даже не имела особого веса в обществе за пределами нашей деревушки. Её стоило опасаться, эту местную царицу. Стоило.
– В общем, – Макото сделала глубокий вдох. – Сестра… Хитоми говорила, что раскрыла тайну проклятия. Или как-то так. Потом она пыталась объяснить, что это зло можно… искоренить…
Искоренить?.. То есть… Остановить проклятие?! Повернуть всё вспять?.. Я обомлел. Подался вперёд, обратившись в слух.
– И тогда мама… сестрёнку… ударила, – Мако угрюмо скосила взор. – Нет… Хитоми это не остановило… Наоборот. Они стали кричать ещё громче. Потом сестра выбежала из комнаты и потянула меня за собой. Вывела на улицу. Сказала, что ты в опасности. Что все мы в опасности… Но… «безумие можно остановить», сказала она…
– Как? – я не выдержал, сорвался на крик.
– Не знаю, – девушка подалась назад, упёршись спиной в тумбу с телевизором. – Хитоми не объяснила… Она решила рассказать тебе всё лично. Собралась и сбежала из дома. Направилась к тебе, Шин…
– Но… Я не… Она не приходила! – я ощутил, как пол подо мной крошится и разлетается пеплом, оставляя только пустоту и зверский холод ужаса.
– А утром не вернулась домой, – Макото кротко кивнула. – Мама разозлилась. Очень… Она кричала на всех… Многих взялась бить ножнами от меча. Наставнику по каллиграфии сломала руку… – с каждым словом глаза девушки раскрывались всё шире, а брови всё сильнее изламывались в гримасе непонимания. – Парня, что сторожил ворота ночью, она избила до полусмерти и приказала бросить в тюрьму…
Тюрьма?.. Значит, резиденция Дома предусматривала даже казематы для ослушавшихся вассалов?.. Меня передёрнуло.
– В конце концов, она пришла в мою комнату, – Мако задрожала крупной дрожью. Она не хотела продолжать. Но всё-таки продолжала. – Я боялась показаться снаружи, а она всё равно пришла… Пинала меня… Несколько раз ударила. А потом высказала всё… Всю правду…
– Правду?.. – в горле пересохло от этого вопроса. Как будто бы я знал, что сейчас может сказать Макото.
– Мама сказала, что я никто в сравнении с Хитоми… Что я нежеланный ребёнок. Что я тупая… Мягкотелая, как отец… Что лучше бы погибла вместе с ним в той аварии. И что если Хитоми не вернётся, виновата буду я. Ведь это я не остановила её, когда могла… Из-за меня будущее Дома может быть под угрозой…