Не промолвив больше ни слова, я встал и вышел из зала. Было стыдно. Стыдно и мерзко. За себя, за сложившуюся ситуацию, за Хину, которая даже не попыталась – не захотела понять…
– Ну да, – буркнул я себе под нос. – Давай теперь свалим всю вину на других…
Я был виноват в случившемся. Только я. И никто больше.
И как же скверно всё обернулось! Как глупо! Я пришёл за ответами – но предстал перед очередной стеной из вопросов. Искал помощи – и умудрился оскорбить ту, что могла хоть что-нибудь сделать. Нелепо, ничтожно и скверно… других эпитетов для своего положения я подобрать не мог.
Оставаться в храме больше не имело смысла.
На улице уже смеркалось. Над кронами деревьев залегла ленивая оранжевая хмарь, и у земли начали собираться недобрые, но ещё не оправившиеся от сна тени. Оставаться на улице в такое время хотелось меньше всего, и потому я, набирая скорость, побрёл прочь от жилища Ханаи. Впереди лежал вдруг растянувшийся до бесконечности лес, и дорога до дома на миг показалась непроходимой.
Ступать забинтованными ногами было намного легче, чем босыми, и потому я сходу перешёл на быстрый шаг – при попытке побежать правую стопу прорезала острая боль, поэтому пришлось себя сдерживать.
Отрешившись от окружающего мира, я просто шагал по едва заметной тропинке, ведущей куда-то в самую чащу. Дышалось с трудом, думалось – ещё сложнее. Наверное, мной овладевала паника. Не хотелось задержаться в дороге до ночи. Не хотелось попадаться под взгляд огромной луны. Не хотелось… Не хотелось.... Не...
На пути, чуть сбавив напряжение сжимающейся внутри меня пружины нервов, возникли знакомые уже красные ворота. Значит, тропинка не обманула – я действительно шёл к выходу из леса. Той же дорогой, по которой мы с Хиной шли полутора часами ранее.
– Взбодрись, Шин, – я показал себе поднятый большой палец. – Всё хорошо! Ты выберешься отсюда, непременно выберешься!
– Ну естественно! – тут же ответил я.
Главное было верить, что это не взаправду. Что я не всерьёз разговариваю с самим собой. Ведь людям свойственно порой подбадривать себя. Бормотать какие-то утешительные слова и всё в этом роде… Ведь так? Так?!
Оказывается, у меня сбилось дыхание. Я дышал часто, поглощая воздух крохотными глотками, и от этого к голове тут же подкатила неприятная лёгкость. Это было неправильно. Плохо.
Чуть замедлив шаг, я постарался дышать ровнее, спокойнее. И, увлёкшись, чуть не потерял вьющуюся под ногами нить тропы. Темнело, и вытоптанная ботинками Хины путевая нить уже почти пропала из виду. Ещё немного, буквально несколько минут, и я окажусь в клетке из высоченных древесных стволов без единого ориентира…
Сорвавшись с места, я побежал. Рванулся сквозь лес, стараясь не замечать бушующую голодным пожаром боль в ноге. Выбежал на знакомый красный мост и, не успев даже удивиться, за считанные секунды оставил его позади. И бежать вдруг стало легче – здесь, по эту сторону реки, воздух не так сильно препятствовал движению, не цеплялся за одежду, стремясь повалить на землю. Но расслабляться было рано – я едва ли миновал и половину пути… А солнце уже почти скрылось с небосвода…
И взошла луна. Ущербная, изогнувшаяся рыбьим хвостом, она была безумно далека от огромного демонического глаза, что подкарауливал меня в каждом кошмарном видении… Это была самая обычная луна, идущая на убыль… Ничего мистического. Ничего опасного.
Резко замедлившись, я потерял равновесие и повалился вперёд, всем телом обрушившись на сырую колючую землю. Я лежал в открытом поле, далеко от жутковатых в полумраке подступающей ночи деревьев. Лес остался позади. У меня получилось миновать его. И теперь оставалось просто дойти до дома.
Но встать получилось не сразу. Утомлённое тело отказывалось слушаться – а потому некоторое время я просто лежал и слушал воздух. Безмолвно говорил с почвой. Принимал на своих волосах и спине осторожные крылья ветра… Это успокаивало. Умиротворяло. Постепенно растворялись страхи и волнения, ненужные вопросы отступали и прятались в свои норы. Мне стало легче.
Спираль безумия со скрежетом дёрнулась в обратную сторону…
Очнувшись от невыносимо короткой дрёмы, я без особого труда поднялся на ноги и, пошатываясь, побрёл вперёд. Бинт на правой ноге пропитался кровью, и шаг у меня выходил небрежный, неторопливый. Но спешить было незачем. Всё равно я уже опоздал везде, где только мог.
Так я и хромал в известном с детства направлении, слушая стрёкот цикад и далёкий лай собак. Где-то неподалёку, чиркнув по небу жёлтым светом фар, прогромыхал припозднившийся грузовик. Всё было так знакомо и правильно… Каждая мелочь, каждый штришок – я знал их, знал и берёг в потаённом уголке сердца. В конце концов, это был мой мир. Это была моя жизнь. И ничья больше.