Выбрать главу

– Вчера, – голосок Макото, мягкий, но решительный, легко прорезал бархат черноты над столом и уколол меня в горло. Захотелось прокашляться и как следует запить чем-нибудь вдруг возникшую омерзительную сухость. – Вчера… получилось… очень нехорошо, – слова девушки падали нескладными деталями конструктора, и я вовсе не был уверен – подходит ли одна часть к другой, столь различны были интонации и эмоциональные нагрузки.

Снова провисла пауза, но на этот раз Мако миновала её с удивительной скоростью, и, явно подавшись вперёд, неспокойно выпалила:

– Возможно, я увлеклась. Возможно. Но что плохого в мечте? Что плохого в том, чего я желаю на самом деле?!

– При чём тут это?.. – я огрызнулся, неожиданно даже для самого себя, с поистине неуёмной злобой.

– Маленький дом. Молодая семейная пара. Будущие родители, которые старомодно называют друг друга «папа» и «мама» – что в этом плохого?!

– Какого чёрта это вообще должно означать?! – я чуть не вскочил с места, но вдруг опомнился. И глухо привалился к столешнице – короткий импульс изумления оборвал все связи с обмякшим телом, лишил возможности держаться в вертикальном положении.

Нет. Это не могло быть правдой. Не могло. Слишком глупо. Слишком наивно. Слишком, слишком, слишком! Как детская сказка… Как нелепый глупый розыгрыш…

Кукольный домик, в котором нет имён – только конкретные обозначения.

И Папой был я… А Мамой, судя по всему, Макото... Ведь так?..

Я почувствовал, как к щекам прилил жар, а из глаз побежали слёзы. Меня разрывало изнутри, разносило на мелкие безумные клочки, каждый из которых жил собственной жизнью и своими же домыслами. Наверное, мне следовало бы вопить от радости – ведь вот она, мечта, на расстоянии вытянутой руки… Но, проклятье, если всё не так?.. Если меня подводит больное воображение и на самом деле всё совсем не так? О, это был даже не страх – холодный, дикий ужас. А рядом притаилась дикая злоба – на самого себя. И стыд перед Мегуми. И… И много, много чего ещё…

Это не могло быть правдой. Никак не могло!

Но я принял решение, и внутри, окатив грудную клетку волнами недоброго беспокойства, раскрылась воющая пропасть безнадёжности. Я бросался в пустоту, отдавал всего себя единственному мигу полёта.

Подобравшись, задал вопрос:

– Скажи… Ты хочешь быть со мной?

И она ответила «да».

С того мгновения всё было решено. Нет… Всё решилось намного раньше, но… Сейчас всё было по-настоящему. Я всё-таки свернул на новый путь в жизни, изменил что-то, чего, как казалось, не стал бы менять никогда. Сделал шаг вперёд – и, вопреки всем опасениям, не встретил на пути преград.

Я оказался рядом с Мако. Исступлённый, задыхающийся от желаний… Как какое-то животное я тянул к ней дрожащие руки, и участвуя в этой невероятной сцене, и как бы наблюдая её со стороны. Противоречия распиливали мой разум ржавой пилой, но сопротивляться страстному порыву было уже поздно – кровь ударила в голову, сердце бешено заклокотало, раскатами колотя под самым горлом.

Макото тихонько застонала – но даже не попыталась сопротивляться. Покорно прильнула ко мне, приняла грубую хватку моих рук…

На этот раз…

На этот раз всё будет так, как захочу я…

Пусть даже это сделает меня последним негодяем, чудовищем в человечьем обличии или даже проклятым демоном из легенд!..

Знакомо щёлкнул выключатель в коридоре. Но свет в моём сознании всё не загорался – крохотная доля секунды растянулась для меня в вечность, накрыв ковровой бомбардировкой ужаса и оглушив тысячеголосым предупреждающим воплем. Однако интуиция подвела: предупреждать было поздно – я не мог ничего изменить. Да и никто не смог бы…

Если бы оказался в подобной ситуации. Если бы.

После тихой вечерней черноты вспыхнувший дождём огненных стрел электрический свет душил и будоражил первобытные чувства. Он был повсюду, этот свет, он бил в глаза настойчиво и дерзко… Ослепнув от выступивших слёз, но по-прежнему ощущая его на коже, я отскочил прочь, словно застигнутый врасплох вампир.

Раздались хлопки. Неспешные, размеренные, нарастающие с угрожающей необоримостью морского шторма – они подобно молотку вколачивали гвоздь за гвоздём под крышку моего черепа. В этих звуках было что-то пугающее, какая-то нечеловеческая отчуждённость, превращающая обычные шлепки ладонью о ладонь в гулкий звон погребального колокола.