Конечно, я тоже порой сомневался в реальности древних легенд, но сомневаться и открыто выступать против – это всё-таки разные вещи, совершенно разные!
Я нервно поёжился. Сейчас, спустя несколько минут после расставания с девушкой, всё сложнее становилось поручиться за реальность произошедшего. Это было как в дурном сне – когда следующая картина почти полностью перекрывает предыдущую, заставляя усомниться в стабильности всего окружающего мира… И мне уже начинало казаться, что девушка в ярком кимоно цвета осени просто пригрезилась мне в одном из одинаковых слепых закутков этой вымершей деревни.
Нужно было держать себя в руках. Оставить в стороне все шизофренические глупости, отбросить сомнения и просто идти вперёд. Наверное, лучше было бы даже не думать…
Но прежде всего, следовало выбраться из этого тёмного лабиринта из камня и дерева. Убраться подальше от его внимательных стен, резонирующих в едва различимых потоках ветра, скрыться из поля видимости небесных демонов, приглядывающихся к щедро украшенным алтарям со снедью.
Похоже, я сходил с ума… И чем сильнее накручивал себя, списывая странности своего сознания на воздействие высших сил, тем глубже утопал в этой противоестественной трясине.
Я ускорил шаг. Быстро огляделся, пытаясь найти выход из закрытого со всех сторон организма построек. Они начинали откровенно давить, эти дома, накатывать отовсюду молчаливыми щитами, гротескной пародией на разверзнутую в голодном вопле пасть… Неужели никто не замечал, как страшно здесь… Как высоко вздымаются крылья этих крыш, как дико смотрят их вздёрнутые к небу коньки!..
– Спокойно, Шин, – вслух приказал я себе. – Успокойся! Нужно просто умерить воображение. На самом деле всё не так страшно. Даже совсем не страшно… Ведь так? Так?
На секунду дышать стало легче. Я заглотнул столько воздуха, сколько смог – и побежал вперёд, сквозь размытые серые пятна, мимо невысоких заборов и старых каменных фонарей. Я бежал так, как многие бегают в детстве от темноты – спасаясь от тишины, от пустоты, от того, что может скрываться позади, в этом проклятом полумраке… Бежал и боялся, что бегу не туда – но всё-таки бежал.
Но вот на пути встретился знакомый ориентир… Я помнил его наизусть. И следующий за ним… Потом ещё один… Эти верные отметки – скол на фонаре, покосившиеся ворота, выпавший кирпич в высокой ограде – превращались в единую спасительную тропку и, знал я, вели прочь из этой деревни…
До чего же глупо я сейчас выглядел… На семь лет, наверное – но никак не на семнадцать. Спасался бегством от самого себя, от Хины, от выдуманных моим же разумом демонов… И при этом ночью собирался отправиться в ещё более безумный поход. Воистину, люди наполовину сшиты из парадоксов.
Я стоял, уперев ладони над коленями, и пытался отдышаться. Деревня осталась позади, а вместе с тем отстали и подступающие силки детских страхов. И нельзя сказать, что совсем перестал бояться – нет… Но в стороне от эпицентра людских переживаний всё-таки было спокойнее. Тише. Здесь я мог слышать звук собственного сердца и верить в него, в его реальность… Знаю, звучало глупо – но я искренне радовался даже столь примитивным выводам.
Обернувшись, я окинул взглядом нестройные ряды деревенских домиков, вгляделся в серые пластины занавешенных окон… И подивился тому, как странна порой бывает жизнь – как умеет она подавить вроде бы сильных, уверенных в себе людей какой-нибудь совершенно абсурдной глупостью. Привязать их к земле, запугать, навязать свои правила. И дело было не только в фестивале – жизнь и без него подкидывала достаточно проблем, способных непоправимо исказить взгляды на мир… Так в большом городе, я слышал, одни люди запросто режут, грабят и убивают других на улице, и это впоследствии сходит им с рук. Потому что таких чудовищ боятся, совсем как нашего лунного демона – и отводят взгляд в их присутствии. Сторонятся. Запираются в своих ракушках и ждут, когда опасность пройдёт стороной…
Для каждого из нас существует свой ужасный фестиваль. У некоторых он проходит за мгновение, другие растягивают его на всю жизнь. Однако куда важнее зачастую не то, когда он проходит, а то – как…
Ведь вряд ли кто-либо из местных жителей, услышав крик за окном, решился бы выглянуть на улицу – не сегодня, не в этот праздник малодушия, возведённого в абсолют! А я? Смог бы я найти в себе силы высунуться из своей ракушки – при том, что старые предрассудки не имели надо мной особенно сильной власти?..