Я слабо покачал головой, прогоняя незваные мысли. И снова вспомнил про Хину. Даже захотел вернуться к ней, но тут же одумался – пропитанные страхом дорожки посёлка действовали на меня слишком скверно, и снова ступать на них сегодня мне отчего-то совсем не хотелось.
Воронка безысходности затягивала. Заставляла поверить в оправданность её существования. Призывала позабыть обо всём и рвануться домой, забиться под одеяло – просто потому, что так было правильно, потому что все так делали…
Неужели Хина не чувствовала этого давления?..
Я поймал себя на очередном взгляде в сторону деревни. Не знаю, что так привлекало меня в этом леске печальных домишек, но я ещё долго не мог отвести взгляд. Возможно, пытался разглядеть в сумраке домов яркое пятнышко осеннего кимоно, а может – просто хотел убедиться в том, что никто не идёт следом, не прячется в траве, выжидая удачного момента, чтобы резко выскочить и вцепиться в горло.
Вздрогнув, я потёр ладонью шею и поспешил развернуться на месте, совсем как игрушечный заводной солдатик.
Быть может, вернуться домой и залезть под одеяло – действительно не самая плохая мысль в этот голодный до человеческих страхов день?..
Я попытался рассмеяться, но звуки утонули в горле, не дорвавшись даже до языка.
Нет… Домой идти я не собирался. Но больше податься было просто некуда – едва ли для меня сейчас существовала хоть одна открытая дверь во всей долине. Для закостенелых взрослых я, наверное, выглядел хулиганом, нарушителем обетов, малолетним самоубийцей, которого скверно было просто пускать на порог…
Я обернулся в последний раз – искренне надеясь увидеть идущую следом фигурку Хины – и, не обнаружив позади ничего нового, всё-таки отправился домой. Ждать наступления вечера и готовиться к совершенно противоестественной, кощунственной даже прогулке.
Фантазм второй: Кукольный домик. Часть пятая.
Время тянулось медленно. Каждая минута протекала мимо с ленивым безразличием, оставляя после себя неприятный осадок и странное ощущение в области затылка. Как будто бы что-то внутри головы настойчиво пыталось думать, распоряжаться почти остановившимся временем правильно – но не могло взять верх над одеревенелым телом.
Я сидел на полу и смотрел в потолок. Это был мой дом, моя крепость, моё обиталище. Здесь я мог найти убежище от любых забот, скрыться, спрятаться от проблем и ненастий… Мог – до сегодняшнего утра. Теперь, когда входная дверь была отворена, и я выходил за порог, родные комнаты больше не казались столь уж приветливыми. Сам воздух здесь пропитался пришедшим снаружи духом апатии. В ожидании бури прижалась к полу мебель, телевизор стыдливо прятался в тени и пытался притвориться зеркалом – комкая и запирая в своём квадратном теле моё замыленное отражение. Даже часы старались тикать как можно тише, не желая отпускать от себя каждую следующую секунду.
Мне было одиноко. Возможно, причиной тому послужил всеобщий настрой и атмосфера уснувшей деревни, а может – то, что случилось минувшим вечером. Как бы то ни было, я не чувствовал никого вокруг себя. Ни Мегуми, ни Ёске, ни Макото… Они как будто бы находились в совершенно другом мире, далёкие, недосягаемые… А я сидел тут, наедине с собственной совестью, и пытался не думать о том, что натворил. Нет, позиция Хины совершенно не пришлась мне по духу – возможно, со стороны легко сводить всё к выбору наиболее рационального решения, но запросто отмести всё, что дорого, ради единственной постыдной тяги?.. Переступать через судьбы других людей ради удовлетворения собственных потребностей?.. Возможно, для Ханаи это было нормальным положением вещей, но я никак не мог согласиться с чем-то подобным! Не мог.
Но всё-таки согласился. Пошёл на это, ведомый мгновенным порывом.
И сейчас очень жалел о своём опрометчивом решении.
Наверное, так на меня подействовала дорога до дома – восхищение от тихой мощи природы притупилось, оставив после себя только глухую, серую печаль и совершенно никчёмный меланхоличный настрой. Стальная тяжесть небес вытянула наружу все мои сомнения и тревоги, размазав их жирной кляксой вдоль всего обратного пути…
Неудивительно, что никто в этот день не решался выходить на улицу: давящая тишина и предвкушение грядущего ужаса истончали все внутренние барьеры, заставляли встретиться с собственными проблемами и переживаниями так, словно это был последний шанс разобраться в себе, и никакого завтра не будет вовсе, а впереди ждёт только пустая вечность наедине со всем моральным грузом, от которого так и не получилось избавиться в осмысленной жизни.