– Матушка, – губы девушки дёрнулись от омерзения и гнева, а взгляд зажегся полубезумным огнём мести. – Мы, Шин, должны избавиться от неё. Убить Амамию Тоно, верховную владыку Великого Дома Амамия!
Фантазм пятый: Обязательства. Часть вторая.
– Исключено! – воскликнул я прежде, чем Хитоми успела закончить своё предложение, и тут же обернулся к двери, опасаясь, что кто-то может прямо сейчас находиться там и подслушивать наш безумный диалог.
– Но Шин…
– Хватит. Не продолжай, – я поднял вспотевшую ладонь и с удивлением обнаружил, что ничего не могу противопоставить сотрясающей руку дрожи. – Я не хочу ничего больше слышать. Не хочу ничего знать… Это безумие!
– Да. Да, именно так! – Хитоми привстала из кресла и подалась вперёд настоящим чудовищем из фильма ужасов. – Безумие! Сложно подобрать более подходящее слово, чтобы описать мою жизнь! Но мне надоело! Я не намерена больше мириться с прогнившими порядками трёх каких-то больных на голову кланов!
– Но не такой же ценой! – я зажмурился, пытаясь восстановить ритм дыхания, но лёгкие будто бы взбесились и с каждым новым вдохом заставляли втягивать воздух всё чаще и яростнее. Голос мой упал до громкого шёпота, прерываемого ежесекундным сипом дыхания. – Это же… Это твоя родная кровь… Семья…
– Нет у меня никакой семьи! – слова девушки словно бы хлестнули огненной плетью – и комната мгновенно пропиталась удушливым смрадом палёных надежд. – Может, была когда-то. Но не сейчас, Мисаки!
Как-то уж слишком легко вернувшись к обращению по фамилии, Хитоми откинулась на спинку кресла, и некоторое время провела в насыщенном свинцовой тяжестью молчании. Она сверлила меня выжидающим взглядом и, пытаясь найти место для дёргающихся от явного напряжения рук, сама того не замечая продолжала мучить укусами уже кровоточащую нижнюю губу.
– Ты предлагаешь убить живого человека! Совершить преступление! – я отвернулся, чтобы не смотреть в полные животной решимости глаза девушки. В её лицо, вдруг превратившееся из спокойной театральной маски в живое воплощение религиозных преданий. Это был Легион – неисчислимое воинство демонов, бурлящих злобой и накрепко запертых в хрупком человеческом теле.
– Это не преступление, – Хитоми как будто бы ждала от меня такой реакции и, ухватившись за неё, точно за последнюю надежду на спасение, вновь вернулась к подготовленному заранее тексту. – Мы не совершим никакого греха, Шин. Нет. Наоборот. Мы воздадим преступнику за его деяния… И спасём больше жизней, чем отнимем…
Мне нужно было просто встать и уйти. Пять минут назад, две минуты, одну – не важно… Главное – до этих многозначительных слов. Потому как с последним звуком, что сорвался с искажённых кривой ухмылкой губ Хитоми, во мне зародилось чувство нездорового любопытства, смешанное в равных пропорциях с давно уже назревавшими подозрениями.
Обнаружив в моих глазах долгожданный интерес, Амамия Хитоми как будто бы окунулась в омут извращённого блаженства, но, поддавшись этой дурной страсти всего на миг, быстро взяла себя в руки. Посмотрела на меня уже иначе, с какой-то неожиданной, гипертрофированной серьёзностью.
– Празднества в честь фестиваля, – заговорила Хитоми, едва размыкая губы, и от одного её тона мне стало ещё хуже, чем было прежде. Звук голоса девушки как будто бы стягивал мясо с костей по живому, приправляя боль от грядущей правды едва заметной шёлковой мягкостью. – Триумвират Великих Домов использует его, чтобы избавляться от неугодных. И доказывать деревенским жителям свою значимость. Игрушечную власть.
Я потупил взор, не веря услышанному. Откровение дочери Дома Амамия нельзя было назвать ни особенно содержательным, ни даже просто внушительным – но то, как именно девушка произносила каждое новое слово, живописало картину намного более страшную и странную, чем могли бы себе представить даже самые выдающиеся сюрреалисты далёкого прошлого.
Издалека, словно бы из совершенно другого мира, ко мне вернулись утраченные воспоминания о кошмарных кровавых ритуалах, которые проводила правящая верхушка Великих Домов втайне от никчёмных обывателей. Я вспомнил смерти. Вспомнил жертвоприношения и полные демонического упоения пляски вокруг костров высотой в человеческий рост… Вспомнил, как радовались подрастающие дети, когда их старших братьев и сестёр кромсали у них же на глазах тупыми заржавленными ножами – чтобы продлить и усилить мучения, воздать самые сладкие почести кровожадному покровителю деревни.