Дальнейшее я помнил как в лихорадочном бреду – смазанными отрывками. Дом, ужин, душ и бессмысленный взгляд в телевизор. Будто бы ничего не происходило. Будто бы весь этот день я провёл вот так, овощем, почти не сдвигаясь с одной точки и даже не помышляя о том, чтоб нарушить вековой запрет. Как и полагалось любому законопослушному жителю деревни. И, как многие другие семьи в этот час, я с отсутствующим выражением на лице досмотрел выпуск вечерних новостей и выключил телевизор. Нужно было отправляться спать – лечь пораньше, чтобы на следующий день успеть в школу до начала занятий. Пешком… А я уже не помнил, когда подобное случалось в последний раз.
Поднявшись в свою комнату, я очистил разум от ненужных мыслей и попробовал уснуть.
Утро для меня прошло всё в той же странной прострации – кадры реальности скакали передо мной в нужной, но какой-то неправильной последовательности, вроде бы сливаясь в осмысленную цепь, и в то же время не представляя совершенно никакого интереса.
На улице было ещё темно, когда я вышел из дома – но на чёрном небе уже не было и следа ночного светила, одна только щедрая россыпь звёзд по всему полотну извечной черноты. Звёзды. Несколько часов назад их почти не было видно из-за праздничных огней, что возжигали последователи Великих Домов, а теперь на небе не существовало ничего больше... Пройдёт время, и в долине, точно отражения на зеркальной глади пруда, начнут просыпаться крохотные огоньки окон. Настанет новый день в полном смысле этого слова, день, свободный от предрассудков и благоговейного страха.
А я… Я будто бы задержался на этой грани лжи и правды, захваченный лицемерием Великих Домов, и не мог двигаться вперёд. Не по своей воле.
Фантазм пятый: Обязательства. Часть восьмая.
Жизнь начала врываться в мою картину мира резко и грубо, пульсирующими толчками. Первым из них стал странный гомон из учительской, донёсшийся до моих ушей. Я задержался на секунду, услышав в потоке сбивающихся голосов знакомую фамилию, и с некоторым удивлением обнаружил, что не ослышался – учителя действительно говорили о семействе Амамия. Точнее, о раннем звонке, которым почтила школу новая глава Великого Дома: судя по всему, убитая госпожа Тоно никогда прежде не связывалась с нашим бастионом знаний, и преподаватели не знали, чему удивляться больше – самому звонку новой госпожи, или же озвученной ею новости. Новости… Здесь я не смог разобрать всё с полной уверенностью, но речь определённо шла о Макото – её имя произносили несколько раз с неподдельным удивлением. И я уже как будто бы начал понимать суть возбуждённой беседы, когда дверь в учительскую вдруг распахнулась, и на порог, почтительно поклонившись коллегам, выступила Иошизуке Рин, наша классная руководительница. Её небольшое милое личико выражало полнейшую озадаченность – до тех пор, пока взгляды наши не встретились. Тогда, расплывшись в неловкой полуулыбке, Иошизуке-сенсей приветственно кивнула мне и жестом пригласила двигаться к лестнице наверх. Едва ли она намеревалась прогнать меня от дверей учительской – скорее всего, просто решила, что я замер на месте из вежливости, желая составить ей компанию или помочь в чём-нибудь, и попыталась избавить меня от лишних трудностей.
Едва заметно улыбнувшись в ответ, я направился к лестнице на следующий этаж, хотя всё внутри меня бурлило от любопытства: чем же могла так удивить учителей Амамия Хитоми?.. И почему я не воспользовался случаем, чтобы задать этот вопрос классной руководительнице?.. Она ведь должна была знать… Несомненно. Впрочем, вылавливать её было уже поздно – женщина скрылась из виду, занятая своими делами, и мне не оставалось ничего иного, кроме как проследовать в свой класс.
Там меня ждал очередной укол реальности, принявший поначалу весьма странную форму. Классная комната только начинала наполняться – однако место Мегуми всё ещё пустовало, и этот непримечательный сам по себе факт поддел меня калёной иглой. Не отрывая взгляда от стола Мегу, я сел на своё место и принялся раскладывать портфель – доставал оттуда всё подряд, даже не обременяя себя взглядами на книги и тетради.
Мегуми никогда не отличалась каменной пунктуальностью – её представления о времени вообще шли вразрез с представлениями окружающих – но в этот раз… что-то тревожило меня. Всерьёз. По-настоящему. Ощущение дурной иллюзорности происходящего, его сказочности, при которой с моими близкими – главными героями моего рассказа действительно могло произойти что-нибудь страшное. Необратимое и неподвластное мне, ломанной пародии на главного героя…