Да как вообще?.. И что… Проклятье, я начинал терять последние крупицы самоконтроля… Из сотни мыслей и десятка желаний начало преобладать единственное – подбежать к Хитоми и узнать, что именно с ней произошло и почему никто этому не помешал! Ведь не могло существовать такого способа, при помощи которого можно было отнять глаз и пальцы у дочери Великого Дома – и уйти безнаказанным! Это противоречило всему, что я знал и понимал в жизни!
Я уже собрался покинуть своё место и осторожно приблизиться к Хитоми, когда в кабинет вдруг вошла Иошизуке-сенсей. Не дожидаясь, пока удивлённые столь неожиданным появлением руководителя ученики рассядутся за парты, она прошла к своему столу и выложила на него целую кипу непонятных мне бумаг. Женщина была бледна и скованна, а взгляд её при этом находил множество кратковременных опор – за пределами определённого купола избегания, поднявшегося вокруг старшей дочери Великого Дома Амамия. Именно так, Иошизуке Рин не решалась смотреть в сторону Хитоми – ни открыто, ни даже мельком.
– Здравствуйте, дети, – начала Иошизуке-сан, почти полностью повернувшись к уличному окну. – Я прошу прощения за… неожиданное появление и… некоторую рассеянность… Вы знаете, этот фестиваль плохо сказывается на нервах.
Женщина замерла на секунду. Зависла над учительским столом без единого движения, раз за разом перебрасывая взгляд с одной строчки невидимых для меня школьных документов на другую.
– Но у меня для вас есть важная новость… – преподавательница попробовала сыграть энтузиазм, однако распознать за ним очевидную растерянность смог бы и ребёнок. – Новость, которая… Наверное, кого-нибудь огорчит… Все вы знаете сестру многоуважаемой госпожи Хитоми, Макото…
С этими словами она изогнулась, исполняя почтительный поклон в сторону Хитоми – но не смея даже поднять на последнюю взгляд.
– И… госпожа Макото… Амамия Макото… С этого дня покидает нашу школу…
Вокруг меня не раздалось ни звука. Ни удивлённого вздоха, ни едва различимого шёпота. Только напряжённая тишина. Старшеклассники уже давно поняли, что случилось нечто экстраординарное, и успели подготовиться к любым вестям.
Я посмотрел на Хитоми – наверное, единственный из всего класса – но не нашёл ответа и там. Новая властительница долины восседала за партой с чинным вниманием, достойным важнейших политических переговоров. И хотя я не мог видеть лица девушки – силуэт её говорил о многом.
– Она не объявилась лично, – похоже, Иошизуке-сан озвучила некое собственное опасение, отчего тут же вытянулась по струнке и поспешила резко вернуть монолог на первоначальные рельсы: – Но у меня скоро будут все бумаги, чтобы отпустить досточтимую Макото из наших стен… Она… вроде бы как собиралась продолжать обучение в Америке…
Впервые Иошизуке-сенсей позволила себе единственный робкий взгляд в сторону Хитоми. Совсем как начинающий театральный актёр, с тревогой проверяющий присутствие суфлёра. На случай, если что-то пойдёт не так, как планировалось. Но Хитоми оставалась безмолвной и безучастной, а значит, преподавательница пока справлялась со своей ролью удовлетворительно.
– Это ведь так чудесно! – вздохнула Иошизуке-сан, продолжив разглядывать пейзаж за окном. – Побывать в далёких странах, познакомиться с новыми людьми… И найти своё место в этом мире… Надеюсь, с ней всё будет в порядке…
– Всё будет хорошо, – произнесла Хитоми отсутствующим тоном, заставив меня – и не только меня, уверен – вжаться в спинку школьного стула.
Нет! Я отказывался верить в эту бессмыслицу! Макото никогда не покинула бы школу так внезапно! Едва ли у неё было достаточно храбрости, чтоб оставить позади всех школьных друзей и семью – в сущности три спаянных вместе могущественных семьи – и отправиться на другой конец света! Если уж речь зашла об этом – Мако вообще не смогла бы жить там, в Америке! Ни одна из её сторон! И я даже не знаю, кому там было бы хуже – социопатке с явным психическим отклонением, или же чрезмерно дружелюбной простушке, с трудом освоившей даже родной язык, не говоря уж об иностранных!
И мысли мои, так некстати сложившиеся в почти что цельную картину, вдруг были озвучены насмешливым девичьим голосом, раздавшимся от самой двери: