Выбрать главу

Хитоми не ответила. Смолчала. Но внутри неё – я готов был поклясться – прошёл моментальный беззвучный диалог. Как будто бы щёлкнул небольшой тумблер, отвечавший за настроение – и классная комната тут же наполнилась удушающим дымом тревоги. В образе Хитоми больше не было смиренной обречённости – хотя понурые плечики не поднялись даже на миллиметр – и сама Хина определённо почувствовала разницу. Сделала шаг назад, не переставая хмурить красивые брови.

Невольные зрители этого спектакля – и старшеклассники, и преподаватель – были ошеломлены. Ни у кого из нас не хватало смелости вклиниться в перепалку двух девочек до этого момента, и, будь у меня возможность повторить этот отрезок жизни заново – я всё равно не смог бы ничего изменить. Равно как и никто больше. Слишком силён был барьер, выставленный Хиной – барьер презрения и фактической, ничем не прикрытой ненависти. Пройти через него значило принять на себя часть сокрушающего удара Ханаи, а это… было выше человеческих сил.

– Я просто хотела наладить с тобой отношения, – проговорила Хитоми голосом, свободным от недавней дрожи. – Хотела… узнать тебя лучше. И стереть ошибки, допущенные моими предками…

– Ты – главная ошибка своих предков! Ты и подобные тебе! – огрызнулась Хина, отходя ещё дальше, к самой доске.

Мне стало жалко Хитоми. Жалко, как никогда прежде. Она ведь действительно старалась что-то делать. Пусть в основном для себя, из каких-то эгоистичных мотивов, – но и для окружающих в том числе, так или иначе. Она искренне хотела развалить иерархию Великих Домов. Отменить проклятый фестиваль. Стать человеком, достойным уважения и любви без оглядки на звучную фамилию и титул наследницы Великого Дома… Но… у неё просто не получалось. Любое начинание Хитоми шло прахом или обращалось против неё же самой… Самые благородные начинания встречали лишь агрессию с обратной стороны. Она потеряла глаз, пытаясь отстаивать свои интересы.  Подчинилась, но не сдалась. Однако даже самого сильного человека можно сломать, если давить на него без перерыва.

И Хитоми сломалась.

В единственный миг, который сложно было отделить от остальных, она перестала быть тем человеком, которого я знал, и сорвалась в бездну. Бездну, из которой уже не могло быть возврата.

Медленно, подобно лаве вскипающего вулкана, Амамия Хитоми поднялась из-за своего стола. Её голова была опущена, но шумное дыхание выдавало все эмоции девушки с предельной ясностью.

Она давилась яростью. И ненавидела своё бессилие. Ненавидела себя за все промахи, за все ошибки и проявления слабости. За всю жизнь, что оказалась потрачена впустую, ради чьей-то ещё выгоды и бессмысленных идеалов. На дружбу, которой не было. На людей, которые не стоили защиты. И на семью, готовую искалечить тело, чтобы сломить дух и направить по нужному ей пути.

Хотя, наверное, «семья» – это слишком громкое слово для триумвирата Домов.

Хитоми покинула кабинет. Медленно, заставляя окружающих прочувствовать тяжесть каждого её шага. И напоследок, обернувшись к Хине левой, незрячей стороной, новая хозяйка Великого Дома Амамия бросила единственную громкую фразу. «Ты умрёшь», – произнесла она так, что по спине моей пробежал замогильный холод. Так просто и понятно, но… до чего же дико!..

Проводив дочь Великого Дома растерянным взглядом – и, право же, её состояние можно было понять – Хина оглядела одноклассников с выражением вопрошающего ожиданиям на лице. Так дерзкий цирковой артист, мгновение назад завершивший смертельно опасный трюк, мог бы смотреть на свою публику – с готовностью к бурным овациям и крикам одобрения. И Ханаи, похоже, услышала всё это – в собственной голове: заулыбалась так широко и довольно, что лицо её оказалось разделено надвое этой жуткой гримасой, а крепко сжатые зубы выглядели скорее угрожающе, чем дружелюбно, как подобало бы.

– Ну вот, – произнесла Хина так, словно с трудом сдерживалась от хохота. – Теперь меня точно убьют! Захватывающе, не правда ли?

– Ты вообще понимаешь, что натворила?! – голос Иошизуке-сенсей, наконец, прорвался сквозь полотно гробовой тишины. Женщина до сих пор боялась повернуться лицом к классу, и даже со своего места я мог различить, что кожа её побледнела ещё сильнее. – Ты нагрубила новой хозяйке Великого Дома Амамия – той, на чьих плечах лежит забота о всей деревне… И… моей… любимой ученице…