Как я и боялся, весь первый этаж школы напоминал собой разбуженный муравейник: тут и там сновали всполошенные учителя, за ними стайками мелких рыбок передвигались небольшие группы студентов. Ребят из младших классов пытались собрать в одном безопасном помещении, но никак не могли определиться с выбором – и постоянно теряли чрезмерно любопытных или смелых подопечных.
Ученики постарше пытались организовать противопожарную деятельность – но занимались этим прямо тут, на месте, как будто бы намереваясь оборонять от огня само здание школы, а не источник его появления. Ответственные за безопасность представители ученического совета выходили в коридоры с мегафонами, и тут же по кабинетам начали разноситься призывы к сохранению спокойствия. Как будто бы весь мир в одночасье перевернулся с ног на голову, и наша школа вернулась во времена войны, вновь стала бункером для перехвата радиосообщений, который с минуты на минуту мог попасть под обстрел авиации.
На улице было чуть свободнее, благодаря внушительной площади стоянки и ей одной, но люди постепенно начинали занимать и это пространство, насыщая воздух криками, а разумы – подавляемым вирусом паники.
Огонь распространялся. Он уже не затрагивал одну только область у дороги, а растекался в стороны. По сплошному рукаву старого леса, который объединял чуть ли не целую половину долины, прилегающую к горам. В нём находилась и школа, и небольшой жилой сектор, и храм Ханаи, и… резиденции Великих Домов…
Резиденция… Дома Амамия.
Это ведь не могло быть простым совпадением, так?.. Огромный пожар, которому суждено было стереть с лица долины половину деревни в обход земледельческих угодий и основного жилого массива… Удар по всему, что было ненавистно Хитоми – и безопасность для большинства тех, кому она хотела подарить свободу.
Но куда могли деться все пожарные расчёты?.. Обычно при возгораниях добровольцы справлялись своими силами, да, но сейчас речь шла о совершенно другом – катастрофическом! – масштабе проблемы, и отмахиваться от неё было попросту глупо! Нам нужны были вертолёты, машины, отряды специалистов – что угодно! Ведь… Группка деревенских жителей была обречена на провал в столь неравном противостоянии!
Я не обнаружил своего велосипеда в окружающей толчее – стоянку почти разобрали на части, свалив её содержимое в кучу у дальнего угла – и мне пришлось довольствоваться первым же попавшимся под руку транспортом, до которого ещё не добрались торопливые уборщики. Это был розовый девичий велосипед с котёнком-пищалкой на руле и множеством наклеек на раме, но мне некогда было привередничать. Вцепившись мёртвой хваткой в очаровательный механизм, я потащил его в сторону от школы, на дорогу, вдоль которой студенты под руководством учителя физкультуры уже начали возводить подобие насыпной дамбы. К счастью, никто из них не обратил на меня внимания – иначе, уверен, меня непременно остановили бы и заставили участвовать в защите школьной собственности от огня, а на это… На это у меня попросту не было времени!
Наконец, обнаружив достаточно спокойную площадку, с которой можно было ехать верхом на велосипеде, я оседлал двухколёсную машину девичьей мечты и налёг на педали, намереваясь как можно скорее выехать на трассу.
Запах дыма уже отчётливо забивался в нос и шероховатой тёркой скоблил по горлу, но огня ещё не было видно. Не от школьного поворота. Казалось, что дым вообще поднимался над пустым и ровным местом, словно сочился из самой земли – в количествах достаточных, чтобы утопить в удушающей черноте весь наш крохотный долинный мирок.
Я увидел пламя спустя несколько минут после начала поездки – и со щемящей болью в сердце вспомнил те счастливые моменты, когда мог разглядеть один только мутный дым. Потому что… огонь… был ужасен. Он напоминал ревущее чудовище – древнее, могучее, и невероятно голодное: в желании ухватить мельчайшую крошку своей страдающей пищи, он взмывал по быстро обращающимся в костлявое ничто кронам деревьев, сжирал их заживо и кидался ввысь, к самому небу, изрыгая проклятья чёрных хлопьев пепла. Казалось, что пламя буквально ползло вверх по воздуху, заполоняя собой всё сущее. Вскоре я уже не мог ехать по дороге из-за его кошмарной вездесущести и страшного голода, который заставлял ярко-оранжевые языки выползать даже на гладь асфальтового покрытия. Ещё несколько минут – полчаса от силы – и от катастрофического жара вспыхнут кустарники по другую сторону дороги… И деревне придёт конец.