– Ты… обнимаешь… Слишком сильно… Мне больно, – прохрипела она с тонкого порога между жизнью и смертью, почти теряя контроль над своим телом – и я отпустил её. Не выдержал этого разрушающего разум давления.
Её не получалось ненавидеть. Эта сумасшедшая, сломленная девчонка уже была наказана – и я ничего не мог изменить! Ни объяснить ей, ни доказать… ни даже просто отомстить! Это не было бы местью – она ведь даже не осознавала моих чувств… Я просто стал бы убийцей… Таким же, как эта безумная наследница Великого Дома.
Но почему?.. Почему она относилась ко мне именно так?! Почему не убила вместе с Ёске и Мегу, когда я отказался стать частью её семьи?!
– Спасибо, Шин, – промолвила Хитоми, чуть отдышавшись, и на губах её вновь расцвела всё та же сдирающая плоть с каркаса разума улыбка. – На тебя всегда можно положиться.
Девушка заулыбалась, а из-под кожаной заплатки на её глазу показалась робкая капелька крови. Оставив контрастный след на белой щеке, она прокатилась до самого подбородка и капнула вниз, на ткань дорогого кимоно.
Где-то вдалеке – очевидно, со стороны приближающегося лесного пожара – начали один за другим раздаваться громкие хлопающие звуки. Как будто бы много-много шаловливых детей взялись надувать сотни картонных упаковок для сока – и одновременно лопать их ударами ног… Конечно же, люди Великого Дома пробовали использовать взрывпакеты – бились с огнём его же оружием, но… даже я понимал, что всего городского арсенала подобных средств едва ли могло бы хватить для борьбы с пожаром такой силы, а о скудных деревенских запасах не стоило даже говорить.
– Огонь придёт, – процедил я сквозь зубы, надеясь хоть чем-то пробить маску спокойствия Хитоми.
– Нет, – девушка посмотрела на меня с удивлением. – Нет, Шин, не придёт. Я отправила больше сотни человек на борьбу с ним…
– Этого недостаточно!.. Они не справятся…
– Я дала им приказ, – Хитоми нахмурилась, и по щеке её пробежала ещё одна кровавая слеза. – А значит, они обязаны защитить нас от огня.
Для неё больше не существовало ничего, кроме обязательств… Ничего – ни возможностей, ни шансов, ни логики. Только задачи. Только прямые решения. Как у древнего механизма. И, что внушало куда больший ужас, Хитоми обрела счастье, потеряв причину для беспокойств. Она улыбалась мне, говорила с теплом и мягкостью, которых никогда бы не позволила себе прежде… Радовалась жизни, принимая её как есть, пусть и с явными оговорками – так, как ей самой было удобно… Это было блаженное счастье без причин и поводов – то, к чему она подсознательно стремилась, но никогда не смогла бы воплотить в жизнь только своими силами…
– А кто… отнял твой глаз? – спросил я, просто чтобы заглушить отзвуки взрывпакетов в своей голове.
– Первосвященник, – сразу же отозвалась Хитоми, проводя меня за собой по внутренним покоям главного здания.
Как я и опасался, она покинула свои апартаменты в гостевом корпусе и заняла палаты своей погибшей матери – те самые, где я впервые в жизни увидел Амамию Тоно. Остановившись у большой двустворчатой двери, девушка продолжила:
– Я была эгоисткой и не понимала, как жить ради общего блага. А он… Все они показали мне всю радость… самоотверженной веры… в будущее. Которое мы строим своими руками…
Хитоми явно повторяла навязанный кем-то текст. И лицо её при этом исказилось печатью неосознанного ужаса и горя.
Значит, вот так они сломали эту сильную, жаждущую свободы девушку… Просто тыкали в неё ножами и напевали сказки о всеобщем благе, труде ради высокой цели и тому подобной патриотической требухе. Как знать, быть может, Амамия Тоно даже не была полноправной хозяйкой в этом доме – и тоже подчинялась каким-нибудь первосвященникам, которые убеждали её в правильности тех или иных решений.
– А что это за священники? – спросил я, окидывая взглядом пустые пространства хозяйского блока. – Я не видел храмов на территории поместья…
– О нет, – Хитоми замахала ладошками перед лицом, показывая всю степень ошибочности моих выводов. – Нет, это не… ты не так понял! Они не просто какие-то религиозные фанатики, вроде этих синтоистов или буддистов… Это истинно святые люди, которые защищают нашу долину от зла! И, только подумай, для этого им бывает достаточно всего одной или двух жертв!