Нет! Нет, я понимал! Я понимал – и помнил всё… Хоровод, калейдоскоп больных, чёрных фантазий, будто бы выуженный из бездны снов сумасшедшего! Кровь, смерть и слёзы – в бесконечных потоках, струящихся с нитей чудовищной спирали…
Она стояла прямо передо мной, шокированная, обессиленная, слабая. Пыталась выглядеть уверенно, но дрожащие ноги то и дело подводили её, сводя вместе потёртые колени чёрных джинсов. Я знал эту девушку. Знал очень хорошо. Как будто бы всю жизнь, но… при попытках вспомнить хоть что-нибудь о ней я натыкался только на бесцветный и бездонный провал, искать истину в глубине которого хотелось в последнюю очередь. Кобаяши Мегуми. Это всё, что осталось мне от пережитого. Её имя. Имя, которое хотелось произносить, которое я повторял всего минуту назад, продираясь сквозь упоённые дождём корни и ветви.
История повторялась. Виток за витком. Снова и снова. С разных ракурсов, но привязанная к единому исходу… И сейчас я как будто бы вернулся к самому началу пути – или же обрёл его на острие спирального бура, вгрызающегося с бесконечность.
– Будь ты проклят! – от возгласа Мегуми я отступил, как от удара.
Слова, с которых всё началось. Слова, которыми всё заканчивалось. Проклятие Ночи Фестиваля. Кровавый обет перед высшими силами – возможно, бездейственный и бесполезный в реальной жизни, но служащий краеугольным камнем в основании моей личной преисподней.
Она смотрела прямо мне в глаза, и по лицу её при этом, казалось, скользнула тонкая чёрная трещина, как по поверхности идеального зеркала. Левый кусок живого стекла представил собой искажённую яростью, ненавистью даже маску гнева, изрытую сонмами морщин от переносицы, уголков глаз и рта, будто бы сужающую радужку глаза до самого зрачка… Справа же на меня смотрела та самая Мегуми, которую я когда-то знал, но всё-таки немного другая, уступившая неожиданному давлению отчаяния, роняющая слёзы в каком-то детском непонимании…
– Я проклинаю тебя, Мисаки Шин, кровью своей проклинаю! – содрогнувшись всем телом, она вдруг вцепилась зубами в собственное запястье, разорвала его, после чего с силой взмахнула рукой в мою сторону. Этот молниеносный жест пронзил моё сознание ударом молнии, пустив по позвоночнику волну ледяного пота.
Первые капли крови из тех бурлящих океанов, что мне пришлось принять на себя и на дно которых меня тянули неисчислимые грехи. Тысячи мучительных смертей. Сотни сотен болезненных провалов. Потеря друзей. Уход близких. Бессилие и ужасный финал. Всё это началось с нескольких красных пятен на моём лице…
Иллюзия окружающей тьмы и двойного зеркала вспыхнула, точно крылья мотылька, слишком близко подлетевшего к запретному пламени свечи. Оросившие моё лицо тяжёлые капли казались обжигающе горячими, они прогоняли оцепенение, заставляли понять, осознать, вспомнить…
Я попытался броситься вперёд, но ноги не слушались, не желали слушаться, налитые ужасом и слабостью.
Нет… Нет! Я знал, что должно было произойти дальше! Знал! Помнил до самой мельчайшей детали! Её закатывающиеся глаза, её смирение перед вечной пустотой и готовность пожертвовать всем, только чтобы забыться навеки, чтобы оборвать своё движение к очередной ошибке!..
Мегуми просто шагнула назад. Всего на шажок. Робкий, крохотный шаг – и она исчезла. Пропала в бездне неразличимого во тьме провала, наверное, даже не размышляя над своим мгновенным решением. Она не боялась смерти. Не боялась после того, что было названо ею предательством. И она ушла… Ушла – но в то же время осталась здесь, рядом со мной. Разделилась, как делится отражение в треснувшем ровно посередине зеркале.
Этого!.. Не!.. Должно!.. Было!.. Произойти!!
Я не знал, чем заслужил ненависть Мегуми в этом изломе фантасмагорической призмы, какое преступление совершил перед ней – и почему, но… На этот раз… Я не собирался отступать! Мне нужен был шанс, единственная возможность ответить за свои поступки перед самим собой и принять их, не прячась от возможной боли! Я готов был к этому! После всех совершённых глупостей – я готов был сам нести ответственность за собственные грехи!..