На несколько неприятных секунд повисла тишина, и тут Дэй сказала, что у нее назначена встреча, и что она уже опаздывает. Кажется, у нее были какие-то женские планы отправиться с подругой туда, где собираются такие, как она, и занимаются своими женскими делами. Я сказал, что все понимаю. И я понял. Я не сомневаюсь в том, какой пол будет у спутника Дэй в эту ночь, а может, и был в другие ночи, о которых мне ничего не известно. Но я смотрел с такой тоской ей вслед по совсем другой причине. Что-то в каждом ее движении, выражении, что-то, уже виденное мной прежде, выдавало подозрения Дэй обо мне и моей личной жизни. Конечно, она уже знала о собраниях, которые я посещаю. Я даже рассказывал ей, пусть и не вдаваясь в подробности, о тех дискуссиях, которые ведутся на наших встречах, скрывая их подлинное значение под все более прозрачными масками, надеясь в один прекрасный день показать ей истину без прикрас. Тем не менее, как и Клэр, Дэй раньше срока узнала слишком много обо мне и о других. И боюсь, она решит передать эти сведения не тем людям. Настырному детективу Брайсбергу, например.
16 ноября
Сегодня мы провели экстренное совещание, и наше собрание в кризисе. Остальные считают, что есть проблема, и, разумеется, я понимаю: они правы. Лишь только я встретил свою последнюю любовь, то почувствовал растущее недовольство, бывшее их исключительным правом. Теперь же все окончательно изменилось: моя романтическая ошибка стала тому порукой. Мысль о том, что посторонний столько знает о нас, приводила их в абсолютный ужас. Я и сам его чувствую. Теперь Дэй — лишь незнакомка, чужая, и я не могу не думать о том, что столь словоохотливый человек способен рассказать о своем бывшем друге, уж не говоря о тех, кто присутствует на собрании. Великой силе угрожает разоблачение. Незаметность, столь необходимая нам, может быть утеряна безвозвратно, а с ней и ключи к странному царству.
Мы уже сталкивались с подобными ситуациями прежде. Я — не единственный, кто поставил под удар нашу секретность. Конечно, друг от друга у нас никаких тайн нет. Они знают все обо мне, а я — о них. Они ведали о каждом шаге в моих отношениях с Дэйзи. Некоторые даже предсказали их исход. И хотя я думал, что прав, рискуя, но теперь должен считаться с их пророчествами. Эти одинокие души, mes frères! «Ты хочешь, чтобы мы все устроили?» — спросили они множеством голосов. Я согласился — не сразу, но согласился, разразившись множеством двусмысленных, неуверенных фраз. А потом они отослали меня прочь, в мое убежище, лишенное цветов.
Никогда больше я не поставлю себя в подобное положение, пообещал я себе, хотя прежде приносил подобную клятву. Я долго, слишком долго не мог отвести глаз от бритвенных зубцов на моей шерстистой скульптуре. То, что моя бедняжка Дэй сочла за языкоподобные отростки, безмолвствовало: естественно, ведь зарок молчания — единственная их цель. Помню, как Дэйзи однажды шутя спросила, что послужило мне моделью для этой работы.
17 ноября
Я пишу это, чтобы время пролетело незаметно. Только для этого.
17 ноября
Полдень. Цветы.
Последнее приключение Алисы
(перевод Н. Кудрявцева)
— Престон, прекрати хохотать. Они съели весь наш двор. Они съели любимые мамины цветы! Престон, это не смешно.
— Ааааа хе-хе-хе-хи-хи-хи. Ааааааа ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.
Когда-то давным-давно Престон Пенн решил не обращать внимания на проходящие года и пополнил ряды тех, кто навеки остался в полумире, что существует между детством и отрочеством. Он решил не расставаться ни с лихой радостью от поедания насекомых (особенно ему нравились зажаренные до хруста мухи), ни с тем особенным хмелем детского разума, который невозможно повторить, как только взрослая трезвость берет свои права. В результате Престон удачно выторговал себе несколько десятилетий, на расстояние вытянутой руки не приблизившись к юности. Остановившись в развитии, он дерзко бросался в самые разные, порой крайне странные приключения. И он до сих пор живет на страницах написанных мною книг, пусть я и прекратила сочинять их несколько лет назад.