Он красен, нет ему серпа,
Обломится любой.
Гудят колосья, как толпа,
Растёт колосьев строй.
И каждый колос – острый нож,
И каждый колос – взгляд.
Нет, Царь, теперь не подойдёшь,
Нет, подлый Царь, назад.
Ты нас теперь не проведёшь
Девятым Января.
Ты Царь, и значит, весь ты ложь,
И мы сметём Царя!
Слитный голос
А мы и не ходили
Просить кого-нибудь.
А мы и не просили,
Болела очень грудь.
Бог в правде, а не в силе.
Мы ждём. Есть путь. Есть путь.
Хоть долог путь терпенья,
Пробитым тем путём
Придёт освобожденье.
Земли! Землицы ждём.
Нам виделось виденье.
Привыкли мы притом.
К нам голод то и дело,
Сказали – недород.
Совсем мы спали с тела,
Кривится, просит рот.
Просить-то нам несмело,
Такой уж мы народ.
Идёт к нам лихорадка,
Ползёт к нам оспа, тиф.
И так живём. Не сладко.
Домишко кос и крив.
Но ждём. Придёт разгадка.
Наш разум терпелив.
Измаялась старуха: –
Дошло, хоть в гроб клади.
Серчает молодуха: –
Что будет впереди?
Но бьётся сердце глухо: –
Придут к нам. Погоди.
Пришли. Пришло. Недаром
Мы ждали сто годов.
Пришёл к нам Бес – с пожаром.
Прислали – казаков.
Потешились над старым: –
Ложись. Ты что? Готов?
Готов, мои кормильцы.
И телом и душой.
Готов, мои поильцы.
Вот гроб, старуха, твой.
Готов, мои кормильцы.
Молодка, песню спой.
Мол, сердце не обманет: –
Готов так уж готов.
Темно? Так Солнце глянет.
Темно? А свет громов!
Светло повсюду станет
От красных петухов.
Пропой, что их раденье –
Нам ласка, в добрый час.
Мы видели виденье,
И верен вещий глаз.
Придёт освобожденье
Для нас – и через нас!
Нарыв
Самодержавие разорвано, разбито,
Ему приходится к разбойникам взывать.
Но мути мерзостной ещё довольно скрыто,
Гнойник насилия всё ж будет нарывать.
Царь губошлёпствует. В дворце его – громила,
Кричащий с наглостью: «Патронов не жалеть.»
Другой холоп, поняв, что Пролетарий, сила –
Лопочет: «Братцы, стой. Я вам готовлю – клеть.»
О, мерзость мерзостей! Распад, зловонье гноя.
Нарыв уже набух и, пухлый, ждёт ножа.
Тесней, товарищи, сплотимтесь все для боя,
Ухватим этого колючего ежа.
Его колючки – штык, его колючки – пули,
Его ухватка – ложь, фальшивые слова.
Но голос Вольности растёт в безмерном гуле: –
Прочь, старое гнильё! Пусть будет Жизнь жива!
Зверь спущен
Зверь спущен. Вот она, потеха
Разоблачённых палачей.
Звериный лик. Раскаты смеха.
Звериный голос: «Бей! Бей! Бей!»
И вдоль по всей России, снова,
Взметнулась, грязная всегда,
Самодержавия гнилого
Рассвирепевшая орда.
Удар могучий Общей Стачки
Их выбил вон из колеи.
Добычи нужно им, подачки
От их Романовской семьи.
Чужое нужно паразитам,
Свобода – гадам не подстать.
И вот они, своим синклитом,
Спустили Зверя погулять.
Но мы не спим, мы чётко видим,
Борцов Восстания не счесть.
И тех, кого мы ненавидим,
В свой должный миг постигнет месть.
Гуляй же, Зверь Самодержавья,
Являй всю мерзостность для глаз.
Навек окончилось бесправье.
Ты осуждён. Твой пробил час.
Перекличка героев
Товарищи-герои
Зачахшего Царя,
В великом неспокое,
Сошлися в летнем зное,
И сели, говоря: –
«Товарищи-герои,
Нам равных в свете нет,
Мы в мире – гром побед.
А раз беда настала,
Добычи стало мало,
Обсудимте предмет,
Найдём дыре затычку.
Начнёмте ж перекличку,
Составимте совет.»
«Ты кто?» – «Я объедало.
Я есть всегда готов,
Ем сразу семь быков,
И всё утробе мало.
Съем триста пирогов,
И щёлкаю зубами.
Хватаю хлеб снопами.
У лошадей овёс, –
Им сытость не пристала, –
Схвачу, съем целый воз.
Иду к коровам. Мало!»
Прислужники Царя
Пропели хором: «Слава!
Ты мыслишь нелукаво,
Столь просто говоря.»
«А ты кто?» – «Опивало.
Припев мой тоже – „Мало“.
Дай бочек сто вина,
Мне шутка в том одна.»
Прислужники запели:
«Ну, что же, в самом деле,
Напали мы на след,
Наладился совет.
Чего же мы робели?»
«А ты кто?» – «Скороход.
Одна нога на море,
Как по суху идёт,
Другая на просторе
Чужих полей и рек,
Я быстрый человек,
Умею подвигаться.
Наставлю пушек в ряд,
И ни один заряд
Не выпущу, – что́ драться!
Кто может подвигаться,
Тот между двух морей
Все пушки, как игрушки
Для маленьких детей,
Оставит на опушке,
Сам в лес, бежать, скорей.
Ведь бегали и Боги.
Хвалите ж эти ноги.
Я дивный Скороход,
И кто меня поймёт!»
Его никто не понял,
Но разумели все,
Он речью всех их пронял.
О, речь, в её красе!
И длилась перекличка.
«А ты кто?» – «Я Стрелок.
Я птичка-невеличка,
Но в самый краткий срок,
Кто думать смел и мог,
Тот думать перестанет,
Да, ноги он протянет,
Не так, как Скороход,
И всяк меня поймёт,
Смутьянить перестанет.
Смутьянить перестанет.»
Прислужники Царя
Стрелка завеличали,
Стрелка они качали,
С утехой говоря:
«Какой нам ждать печали?»
«А ты кто?» – «Чуткий я.
Подслушивал с пелёнок.
Вся в этом жизнь моя.
Мой слух так дивно тонок,
Что слышу даже то,
Чего не знал никто.
Расслышу через стены,
Проникну через лбы.
Никто своей судьбы
Не ми́нет в миг измены.
Дрожите же, рабы,
Мой перст вам списки пишет.
Не мыслишь ты сейчас, –
Возмыслишь через час.
Но Чуткий чутко слышит: –
Заранее, вперёд.»
Ах, ум – как сладкий мёд!
Герои ликовали,
Проверили печали,
Распутана беда.
Но скудно пировали: –
Есть деньги не всегда.
Но им за труд награда
Должна же быть. Так надо.
И вот, идя ко сну,
Решил синклит, подумав:
«Теперь – у толстосумов
Пощупаем мошну.»