Миша держал постоянную связь со всеми московскими бардами, ездил со своим магнитофоном в Москву их записывать и познакомил питерских коллекционеров с такими именами, как Ахмеджанов, Туриянский, Качан. Это были представители театрального мира Москвы, сочинявшие неплохие песни и пародии на других бардов. Но Миша записывал их лишь попутно. Главной целью его вояжей были новые песни Александра Галича. По приезде они очень быстро распространялись по Питеру и, таким образом, мы имели возможность следить за творчеством барда. Но вот пронесся слух, что Александр Галич подал в ОВИР документы на выезд. Миша съездил в Москву и, вернувшись, подтвердил: действительно, документы поданы и Галич сейчас занят сбором средств для того, чтобы «выкупить» себя и свою семью. Мы сразу же решили собрать эти деньги. Но как убедить его их принять? Тогда решили организовать последний концерт Александра Галича в Ленинграде, где он исполнил бы все свои песни в хронологическом порядке, и со всеми комментариями артиста записать его на хорошей аппаратуре, а нужную сумму заплатить в качестве гонорара. Александр Аркадьевич согласился.
Галич приехал и остановился в одной из крупнейших гостиниц города. Миша явился к нему со своим магнитофоном с утра, и запись началась. Не торопясь, обстоятельно, артист рассказывал о том, как он пришел в своем творчестве к созданию песен, исполняя их одну за другой. О многих Миша даже не знал, что они написаны Галичем, а некоторые слышал вообще в первый раз. Постепенно номер гостиницы заполнялся людьми. Приходили друзья Галича, коллекционеры, барды, приводили своих друзей и родственников. Каждый приносил цветы, коньяк, шампанское.
Когда мы с приятелем, хорошо знавшим барда, вошли в его номер, там уже было много народу. Певец сидел с гитарой в руках перед небольшим гостиничным столиком, на котором стояли два микрофона и лежала тетрадь с его стихами, куда он изредка заглядывал. Вокруг столика красовалась огромная батарея бутылок всех мастей вперемежку с букетами. Картина весьма впечатляющая! Позже снимки, сделанные в тот день, украсили стену Мишиной квартиры — у него все комнаты были увешаны большими фотографиями бардов и непременно с автографами.
…Галич пел уже в течение четырех часов. Наконец решили сделать передышку и проветрить номер. Открыли окна, и все вышли в неширокий коридор. Закурили. Я попросил друга познакомить меня с Галичем и задал артисту вопрос, который часто обсуждался и всякий раз вызывал споры: имеют ли моральное право молодые барды, не пережившие лично ужасов сталинских лагерей и чекистских застенков, писать об этом песни? Попутно показал текст своей посвященной Галичу песни «Гитара висела на стенке, хозяин сидел в застенке». Бард внимательно прочел, скользнул глазами по посвящению и сказал, что песня неплоха, а ответ на мой вопрос каждый должен искать в своем сердце, соизмеряя это со своим поэтическим дарованием.
Галич пел и рассказывал еще около двух часов. Последней исполнил песню, написанную всего за два дня до приезда в Ленинград. За день он настолько устал, что руки не могли больше держать гитару…
Затем был прощальный тост, рукопожатия, поцелуи и слезы. Выходили мы тесной гурьбой, окружая Мишу с его магнитофоном[24]. Шесть лент с записями спрятали на груди самые крепкие, ведь никто не знал, чем мог закончиться этот вечер. У подъезда гостиницы или за углом ее вполне могла стоять «оперативка». К счастью, в тот раз все обошлось спокойно.
Глава VI
ЭМИГРАЦИЯ
Машинка
За пару лет до отъезда меня «ушли» из Ленпроекта. В ту пору к эмигрантам власти относились крайне негативно: изматывали всякими подлянками, песочили на партсобраниях, профкомах и месткомах… Во избежание этого я устроился на непыльную должность распорядителя автостоянки, где и проработал до отъезда.
Уезжал вместе с мамой — жена с дочерью должны были прибыть позднее. Сборы в дорогу заняли долгие недели. Необходимо было умудриться взять самое необходимое — во-первых и что-нибудь ценное — во-вторых. Люди везли стандартный набор: палехские шкатулки, фотоаппаратуру, ноты, грампластинки с классической музыкой… Ни золота, ни антиквариата, естественно, вывозить не дозволялось. Что говорить: я не смог вывезти ни одной ленты с Аркадием Северным!
24
Жизнь Михаила Крыжановского оборвалась трагически: он сгорел заживо в собственном доме вместе с остатками своей бесценной фонотеки в начале 90-х годов прошлого века.