— Нам необходимо встретиться, — резюмировал Полчанинов. — Вы можете завтра подъехать на 42-ю улицу, в офис радио «Свобода»?
— Конечно! — обрадовался я.
К встрече я подготовился — сунул на всякий случай в карман рукопись «Записок коллекционера».
Взволнованный, возник на пороге его кабинета. Из кресла поднялся высокий, статный, полный достоинства мужчина, в котором чувствовалась военная косточка. В дальнейшем мои наблюдения подтвердились — его отец был офицером Белой армии. И вновь разговор завертелся вокруг песен, дисков и других аспектов собирательства. Мы моментально нашли общий язык.
— Вы столько знаете, вам надо печататься. Не пробовали?
Пришлось рассказать о своей попытке опубликовать в «НРС» стихи.
— Ха! Надо знать Седых: он никогда не напечатает неизвестных авторов. А о своем увлечении вы писать не пытались?
— Бывало, — я протянул ему пачку листов.
Он начал читать, заинтересовался и четверть часа спустя попросил разрешения выйти, чтобы показать их своему боссу. Пришел начальник — тоже из первых эмигрантов — с русской фамилией Сосин, но по-русски не говоривший. Полчанинов стал ему переводить с листа, тот одобрительно покивал, попросил снять копию и в результате снабдил меня запиской к заместителю Седых. Позже на базе моих заметок Сосин защитил диссертацию на тему русской неподцензурной песни.
Признаться, в тот момент не особенно верилось в волшебную силу записки, но я отправился в редакцию, благо всё было рядом. Ознакомившись с текстами, зам посоветовал:
— Вам необходимо разбить написанное на отдельные сюжеты, и тогда, возможно, мы их опубликуем.
Сделал я, как он сказал, приготовил пару материалов, отнес и жду. Миновал месяц, другой… Молчание. Я расстроился и скажу вам, положа руку на сердце, потерял всякую надежду, как вдруг выходит моя первая заметка, посвященная пластинкам-«заикам». Восторгу моему не было предела! Вдобавок выплатили гонорар — тридцать пять долларов. Это были мои первые деньги за публикацию в прессе. Один доллар из них я суеверно отложил и долго потом хранил на счастье, пока случайно не отдал кому-то.
Пускай это прозвучит нескромно, но меня заметили: пошли отклики, письма… Даже тираж «НРС» вырос. Через некоторое время у меня, случалось, выходило по два материала в неделю. Как-то раз в лифте редакции я столкнулся с Андреем Седых.
— Здравствуйте, — он узнал меня. — А я ваш читатель.
Я искренне поблагодарил его.
— Смотрите! Вы молодой автор, а мы вас печатаем чаще других, как Льва Толстого, дважды в неделю.
Это стало минутой моего триумфа: я отыгрался за его слова про Пушкина и Лермонтова…
Шаг за шагом ко мне стала приходить известность в эмигрантских кругах.
Добрый ангел
Еще в одном из первых номеров «НРС», которые я увидел, на развороте обнаружил рекламу магазина «Кисмет рекордз», только почему-то рекламировались там не пластинки и кассеты, а… купеческий чай. В Союзе у меня было несколько старых долгоиграющих дисков Петра Лещенко этой фирмы. Тогда коллекционеры считали, что «Кисмет» давно почил в бозе. Взволнованный, я тут же пошел по указанному адресу, но магазин стоял закрытым. Углядев в витрине записи с русскими песнями, я заинтересовался, но сколько ни приходил туда вновь и вновь, натыкался на вывеску Closed («Закрыто»). Потом выяснилось, что немолодая хозяйка Анна Дмитриевна Корниенко начинала работать с обеда, а я заходил по утрам.
Когда мы все-таки познакомились, она начала нахваливать статьи некоего Рувима Рублева. Я так смутился, что даже не сразу признался, что это мой псевдоним. Сперва промолчал, но кто-то раскрыл мое инкогнито. Узнав об этом, Анна Дмитриевна сказала: «Ну что же вы не признались сразу! Поскромничали? Помните: скромность — ширма для бездарностей. Но к вам это высказывание не относится». Поначалу я был обычным клиентом, которому дозволялось чуть дольше остальных задерживаться в магазине. Однако со временем Анна Дмитриевна прониклась ко мне симпатией.
Корниенко уже тяжело было поддерживать магазин — сказывался возраст. Помимо непосредственно торговых площадей, в подвале располагалось большое помещение фабрики по выпуску старинных, на 78 оборотов, пластинок. Лет десять туда никто не спускался. И однажды Анна Дмитриевна предложила мне купить бизнес в рассрочку за двадцать пять тысяч долларов. Но таких средств у меня не было — оставалась лишь «итальянская» штука баксов, наторгованная на «Американо».