Мы сделали прекрасный диск, я назвал его «Последний концерт». Оригиналы для выпуска удалось приобрести у одного эмигранта, приехавшего в Штаты из Сочи, где он много лет держал студию звукозаписи. В хрущевскую «оттепель» Козина ненадолго отпустили с концертами на Большую землю. В одну из таких поездок, по словам обладателя пленки, в 1958 году, Вадим Алексеевич напел под аккомпанемент фоно эту программу.
Как оказалось, пластинка добралась до «магаданского затворника». В 1984 или 1985 году мне попалась на глаза советская «Литературная газета» со статьей Бориса Савченко, посвященной Козину. На фото к материалу Вадим Алексеевич держал новинку, а подпись гласила: «Благодаря этой пластинке обо мне снова вспомнили…» Меня невольно охватила гордость — приятно сознавать, что занят благим делом.
Рисунок Джона Леннона
Жуткий по накалу страстей и событий 1980 год я запомнил надолго. Трижды пришлось мне тогда писать о близких людях, ушедших в небытие, с той только разницей, что первых двух, Владимира Высоцкого и Аркадия Северного, я знал лично, а вот с третьим — Джоном Ленноном, трагически погибшим в Нью-Йорке, встречаться никогда не приходилось. Но разве факт встреч или их число может быть мерилом того чувства, которое зачастую рождается у нас в сердцах по отношению к тому или другому поэту, музыканту или композитору!
Прежде всего он был большим английским поэтом, которого в одинаковой степени волновали судьбы мира и пути его родины, будни и праздники ее сыновей и дочерей. И подтверждается это не только тем, что профессиональные ассоциации поэтов Великобритании не раз признавали Леннона лучшим поэтом года, а тексты его песен разошлись огромными тиражами по всему миру, — песни «Битлз» давно стали музыкальной классикой и, видимо, никогда не будут забыты.
Ансамбль «Битлз» никогда не стал бы без Джона Леннона музыкальным явлением, краеугольным камнем современной музыки, который они начали закладывать в 1960-е у себя в Англии, в Ливерпуле. Нельзя сказать, что они были единственным в своем роде ансамблем, где всю музыку делали гитары и голоса. Да и песни их не были чересчур оригинальны — обычный рок-н-ролл в манере американского гитариста и певца Чака Берри. Но уже было что-то, что выделяло их из общей массы полупрофессиональных ансамблей.
Mersey beat — так по названию реки в Ливерпуле начали называть это музыкальное направление, которое позже было переименовано в Liverpool sound. У них уже была своя собственная песня — Love me do. Авторы, Джон Леннон и Пол Маккартни, стали в дальнейшем наиболее популярными композиторами-песенниками 60-х годов. Их произведения музыкальные критики совершенно серьезно сравнивали с творческим наследием Шумана или Шуберта. Каждая новая песня порождала тысячи подражаний, сотни новых поп-ансамблей не только в Англии, но и по всему свету.
Слава «Битлз» разнеслась и по Союзу. Случилось это сразу же после ошеломляющего успеха их первого долгоиграющего «гиганта» под названием Please, please me в начале шестидесятых. Поэзия Леннона, явившаяся основой для чудесных мелодий этой ранней пластинки, дошла до нас посредством радиоволн, иногда разбавлявших изгаженный глушилками эфир.
Нельзя сказать, что музыка «Битлз» понравилась всем нашим любителям сразу и бесповоротно. Лично мне их манера пения показалась странной — к ней нужно было привыкнуть, дорасти до нее. Но «распробовав» творчество ливерпульской четверки, большинство любителей попадали к ним в плен раз и навсегда. Так случилось и со мной. Когда мне в руки попал их второй долгоиграющий диск With the Beatles, приобретенный на черном рынке за баснословную по тем временам сумму в сорок рублей, я готов был слушать ее без конца.
В то время как мужская половина человечества еще донашивала «утиный хвостик», известный в Союзе под названием канадский кок, «Битлз» уже отпустили лихие челки на глаза. Нам об этом сообщила советская пресса. И, конечно же, в фельетоне под названием «Волосатые музыканты» или еще что-то в этом же роде. Ну, и у нас начали отращивать!
Потом вдруг оказалось, что «Битлз» своими пожертвованиями спасли от краха лондонскую коммунистическую газету Morning Star, и отношение к ним в «красной» прессе круто переменилось. Они сразу же стали и «детьми рабочих с ливерпульских окраин», и «талантливыми музыкантами из народа». Но стоило Джону в одном из своих многочисленных интервью нелестно отозваться о событиях в Союзе или написать слишком «левую» песню, как снова они превращались в бездарей и хулиганов. Несмотря на все эти «ужимки и прыжки» советской прессы, любовь к их творчеству в среде советской молодежи неуклонно росла и укреплялась.