В 1980-е в Нью-Йорке жил Пол Давидовский. Как и Витя Шульман, он пытался заниматься организацией концертов звезд эстрады. Но если Виктор работал с суперзвездами, то Пол возил артистов калибром поменьше. Однажды он заглянул в «Кисмет» посоветоваться, на кого пойдут эмигранты, чтобы было не накладно привезти и обеспечить аншлаг. Не раздумывая, я назвал Алешу Димитриевича, чьи пластинки слушал еще до эмиграции. Давидовский послушался, слетал в Париж, договорился с певцом и вывез его в Штаты, как оказалось, на последнюю гастроль.
Конечно, я был на всех выступлениях Димитриевича в Нью-Йорке, а они проходили как в залах, так и в ресторанах. На память о встрече осталась фотография Алеши с сотрудниками «Кисмета».
Была идея увековечить один из концертов Алеши Димитриевича и выпустить винил, но это не удалось реализовать, хотя мой работник Либерман — бывший звукооператор с фирмы «Мелодия» — сделал такую запись и издал в начале 1990-х на компакт-диске фирмы RCD. Держать сотрудника с такой школой за плечами было престижно, но мы не сработались. Либерман все время тянул одеяло на себя, плел интриги…
«Я был у Шемякина Миши…»[33]
Из-за Либермана и другого работника — фотографа Львова — я в свое время потерял отношения с Михаилом Шемякиным.
Знаменитый художник нагрянул в «Кисмет» в сопровождении целой группы адъютантов неожиданно. Сказал, что интересуется музыкой эмиграции 30-50-х годов. То, что было под рукой, я сразу показал, а впредь стал подбирать специально для Михаила Михайловича пластинки с подобным репертуаром, как правило, выпущенные конкурентами «Кисмета» (свои лейблы в то время имели такие русские певцы Америки, как Сева Фулон, Вася Фомин и другие). Шемякин был доволен моими дисками и как-то раз пригласил в свою студию на Манхэттене. Стали общаться, и, хотя Миша крайне сложный человек, мы сдружились. Осуществили даже несколько совместных проектов. На базе его парижских записей Высоцкого вышел виниловый диск «Формулировка». У меня в сейфе в офисе «Кисмета» одно время хранились оригиналы шемякинских лент Высоцкого.
Но дружбе нашей положила конец моя наивность. Черт дернул притащить к нему в студию Либермана и Львова. Они так лихо ввинтились в доверие к мастеру, так элегантно оттерли меня, что я не сразу понял, в чем дело. Что эти «засланцы» плели Михаилу, теперь и неважно, но однажды Львов примчался в «Кисмет» с запиской от Шемякина, в которой в несвойственном художнику тоне он требовал немедленно вернуть все оригиналы Высоцкого. По ряду причин я заподозрил фальшивку и не отдал пленки. Ему напели, видимо, еще с три короба, и наши отношения окончательно истлели. Записи я, конечно, отдал, но общаться мы прекратили. Песни Высоцкого художник выпустил в конце восьмидесятых при помощи Либермана тиражом тысячу штук. Издание представляло собой коробку, внутри которой лежали семь пластинок и альбом рисунков Шемякина по мотивам произведений Высоцкого.
Время — отличный фильтр. Не так давно, в 2003 году, когда Михаил Михайлович открывал памятник Петру I в Петропавловской крепости, через нашего общего знакомого Володю Лузгина он передал мне приглашение прийти на мероприятие. Я с радостью согласился. Мы тепло встретились, обнялись, сфотографировались, но о восстановлении прежних отношений говорить, увы, не приходится.
Разговор с Полом Маккартни
В 1988 году меня познакомили с радиожурналистом компании Би-Би-Си Сэмом Джонсом, который делал программу «Перекати-поле» о песнях русской эмиграции. Репортер пригласил меня принять в участие в передаче. Джонс находился в Лондоне, а я записывался по телефону из нью-йоркской студии. Только начали разговор, как Сэм говорит:
— Час назад, Руди, рядом со мной сидел Пол Маккартни.
— О, это здорово! — отвечаю.
Как раз незадолго до этого в СССР вышла пластинка Пола «Снова в СССР», она была редкостью на Западе, и многие русские везли диски на продажу. Цена доходила до пятидесяти долларов, о чем я и сообщил Сэму.
— Как интересно! Подожди, я попробую соединить тебя с Полом, сам расскажешь ему об этом.