Джон сунул руки в карманы и пнул ногой камешек.
— Естественно, я чувствую ответственность за тебя. Я хочу увидеть, что ты с пользой распорядилась своим талантом… что-то получила от него.
Странно, рассеянно подумала Канди, видимо, раньше он не понимал, что у нее есть какой-то талант. Похоже, аналогичная мысль пришла и ему в голову.
— Я не знал, что ты можешь петь… я имею в виду вот так. Послушай… Канди, ты меня слышишь?
Она посмотрела на него невыразительными глазами.
— Я слушаю тебя, Джон.
— Я хочу, чтобы ты сделала так, как я говорю. Отправляйся в Лондон и повидайся с представителем этого парня. Пройди прослушивание. И глазом не моргнешь, как окажешься в Риме и начнешь обучаться для «Ла Скала».
— Я не хочу в Рим, — ответила она. — Я не хочу быть певицей.
Глубоко внутри нее что-то добавило еще: «Именно сейчас я не хочу быть никем!» Само существование казалось ей невыносимо бесцветным.
— Но почему бы тебе, по крайней мере, не попытаться? Если не получится, то хотя бы опыт будет.
«И еще это успокоит твою совесть», — тоскливо подумала девушка, и внезапно для нее вдруг все прояснилось. Пока Джон был в Риме, с ним случилось что-то очень важное, и теперь из-за этого он все видит иначе. В особенности ее, Канди. Или, вернее, он вообще едва ее видит, считая лишь существом, в отношении которого чувствует какую-то ответственность. И все это означает, что и для нее жизнь стала другой. Настолько другой, что едва ли имеет хоть какой-то смысл. Без Джона у нее не будет ни желаний, ни амбиций, ни надежд или даже страхов. Канди с трудом могла представить себе будущее. А коль скоро у нее нет своих желаний, намного легче согласиться с предложениями других. И поскольку она любит Джона… поскольку даже теперь чувствует побуждение делать то, что принесет ему счастье, она может, подумала Канди, согласиться с его предложением. Очевидно, это облегчит его совесть. А больше ничто не имеет значения.
Она отправится в Лондон и пойдет на это прослушивание, если будет возможно. Сью, вероятно, тоже будет рада. Возможно, ей удастся добиться успеха, возможно — нет. Но после прослушивания все равно жизнь для Нее потеряет всякий смысл, потому что Джона рядом больше не будет.
Глава 4
Через три недели, пролетая над Альпами холодным ясным днем ранней зимы, Канди впервые начала размышлять над тем, что она делает. До этого момента она жила словно во сне, почти утратив связь с реальностью, и значимость происходящего в ее жизни ускользала от нее. Но теперь неожиданно пришло осознание и с ним легкое чувство головокружения, даже желудок неприятно сжался. Ничего подобного она не чувствовала, когда они взлетали.
Канди была на борту самолета, направляющегося в Рим, и с ней в трех чемоданах летел весь ее нехитрый багаж, включавший все, что она имела в этой жизни. Ее пребывание в Риме, возможно, продлится долго, поэтому не было смысла оставлять что-то из вещей в Англии, даже если она смогла бы найти для них приют. Крошечная квартирка в Кенсингтоне была сдана, оставалась только Сью, но Канди не хотелось ее беспокоить — она и так причинила сестре массу забот.
В течение последних двух недель так много нужно было сделать, так много всего уладить, что без сестры, думала Канди, она вряд ли сумела бы подготовиться вовремя. Прослушивание было устроено так быстро, что у Канди едва хватило времени просто подумать о нем, прежде чем она предстала в назначенном месте в Кенсингтоне перед итальянским джентльменом синьором Маругой. Как оказалось, синьор Маруга был довольно известной личностью в музыкальном мире, а его связи в Италии еще более впечатляющими.
Джакомо Маруга оказался низеньким и пухлым человеком, наделенным херувимской веселостью, которую Канди, как ни странно, нашла утешающей. Во время прослушивания она совершенно не нервничала — успех очень мало значил для нее, но, тем не менее, сделала все от нее зависящее ради Сью. И в результате спела так, как еще никогда не пела. Глаза синьора Маруги одобрительно засверкали, и он, взяв руки девушки в свои, пылко заверил, что его лучший друг, Лоренцо Галлео, непременно будет рад видеть ее в Риме. Ему останется только поставить ей голос и сделать карьеру, и это, пообещал он, непременно будет сделано, и ей нечего беспокоиться о финансах.
— Такой голос, как у вас, синьорина, — заявил он, — это дар Божий не только вам, но и всему миру, если с ним должным образом обращаться. Его нужно лелеять, его нужно довести до совершенства, и все это, синьорина, вы без опаски можете поручить Лоренцо Галлео.
Соглашение было заключено. Переговорами главным образом занимались Сью и синьор Маруга, обсуждавшие детали без участия Канди, как будто она уже была избалованной и непрактичной примадонной, которую ни в коем случае нельзя беспокоить мирскими пустяками. У самой же Канди не было никакого интереса ни к деталям, ни к результату приключения, на которое она пошла. Ей просто не хотелось лететь в Рим — ведь именно там случилось что-то таинственное с Джоном, отдалившее его от нее. Но в целом ей было абсолютно безразлично, куда ехать. Куда бы она ни отправилась, Джона все равно там не будет. Теперь Канди знала: последние три года он был для нее точкой опоры. Вся ее жизнь вращалась вокруг Джона, а без чего она стала бессмысленной путаницей, идущей в никуда.