— Спокойной ночи, синьорина.
— Спокойной ночи.
Канди оглядела комнату, не осознавая этого, и поймала взгляд Джона. Он поспешно отвернулся, и она поняла — он испытал облегчение оттого, что ему не придется больше говорить с нею этим вечером. Девушку охватило странное чувство — будто часть ее жизни закончилась.
Хор из слегка смущенных голосов пропел ей вслед «спокойной ночи», а граф решительно закрыл дверь, и Канди осталась одна. Более одинокая, чем когда-либо была в своей жизни.
Высокие напольные часы начали отбивать десять. Канди потрясла головой, словно освобождаясь от наваждения, затем медленно поплелась вверх по лестнице в свою комнату.
Глава 3
На следующий день, в воскресенье, в Грейт-Минчеме был праздник урожая. После завтрака полковник, миссис Райленд, Джон, Сью и Канди отправились в церковь. Что в это время делал римский католик граф ди Лукка, никто не знал, но Канди предположила, что он отправился к мессе. Это было прекрасное осеннее утро, и после службы они медленно возвращались домой, ступая по нанесенному ветром ковру из желтых буковых листьев. Боль в душе девушки, казалось, немного поутихла, как будто к ней приложили смягчающий бальзам. Некоторое время она шла между полковником Райлендом и Сью, затем, как ей показалось умышленно, Джон отступил назад и присоединился к ним. Сью тут же тактично утащила полковника вперед. Некоторое время Джон и Канди шли молча, и ее сердце билось так сильно, что казалось, Джон его слышал.
— Канди… — наконец проговорил он.
— Да? — спросила она, не отрывая взгляда от одинокой галки, парящей в небе.
— Твое пение прошлым вечером… это было что-то! Я… — Он поколебался и неловко засмеялся. — Я не знал, что у тебя есть голос.
— Раньше я мало пела… по крайне мере в последние годы. — Если он собирается и дальше вести этот вежливый разговор, зачем он вообще с ней заговорил? — Я не очень хорошо спела прошлым вечером, — добавила она. — Просто твой друг — очень хороший пианист… его аккомпанемент во многом помог.
— Не говори ерунды! — Джон явно был рассержен. — У тебя настоящий талант. Ты должна это знать. И надо что-то с этим сделать… что-то конкретное.
Канди промолчала.
— Очень жаль, что ты не смогла попасть в назначенное время к Каспелли, но есть и другие возможности, знаешь ли. Хорошие голоса, на самом деле хорошие, вовсе не обычная вещь. Великие имена в оперном мире всегда на виду. Например, когда я был в Риме… — Джон поколебался, затем поспешно продолжил: — Когда я был в Риме, я слышал о парне, который посвятил свою жизнь вот таким «открытиям». Он ищет таланты, затем учит их и делает все необходимое, чтобы подготовить их к карьере оперных певцов. Остальное, разумеется, зависит от них. Не все достигают звездных высот, но я знаю, что большинство его «гадких утят» превратились в лебедей.
Полуслушая его и глотая нелепое желание разразиться слезами, Канди пробормотала что-то невнятное.
— Я понял, — продолжил он, глядя на нее и явно решив не откладывать дело в долгий ящик, — что этот особенный парень делает все даром… во всяком случае, что касается его учеников. Он сделает это и для тебя.
Канди автоматически повторила:
— Сделает это для меня?
— Конечно, сделает. Я говорю это с уверенностью. Все, что тебе нужно, это обратиться с просьбой о прослушивании. У него есть представители как в Лондоне, так и в Париже. Ну, ты знаешь, люди, которые тщательно просеивают местные таланты в поисках жемчужины, а жемчужины отсылают к нему.
— Я не хочу никуда быть отосланной, — решительно заявила Канди.
— Прекрати говорить чушь, моя милая. Ты же хочешь что-то сделать со своей жизнью, правда?
Ему явно было неловко, и еще Канди поняла, что он сильно хочет, чтобы она сделала то, что он предлагает. И она знала почему.
— Тебе не стоит чувствовать себя ответственным за меня, Джон.
Она остановилась посреди дороги. В прозрачном осеннем свете волосы девушки сверкали ярче, чем буковые листья у них под ногами, а ее глаза, огромные и встревоженные, были похожи на заросшие тростником озера.