— Старший лейтенант! — строго повысил голос капитан.
— Начал не я, товарищ капитан. Тут в мой адрес всякие нежные цветочки да петухов начали бросать… Ладно. А теперь скажите мне. А собака? А Мушка? Не один я Дурсуну не доверяю, и Мушка не доверяет. Как Мушку прикажете понимать?
— Да не кипятись ты, пограничная косточка, — улыбаясь, поймал его за локоть капитан. — С Мушкой дело непонятное, верно. Будто встречались они когда-то на узенькой дорожке. Но ведь как в это поверить? Человек в колхозе с тридцать второго года! Вспомни, каком это был год, особенно здесь, в здешних республиках. Колхозы поджигали, колхозникам животы вспарывали и рисом начиняли. А он не ушел из колхоза и всю жизнь работал отлично. Ввел новый способ полива, награжден за это орденом. А посмотри, каким он уважением пользуется среди колхозников.
— Потому что с аксакалами каждую джуму в мечеть идет.
— Чепуху ты плетешь, старший лейтенант! Да, в мечеть он ходит каждую пятницу. Человек глубоко верующий. Но разве это значит, что он враг? И, по-моему, прав младший лейтенант, что с догадками да предположениями полегче как-то надо. Как, согласен?
— А почему не согласен? Правильно, все правильно, — ответил Кравченко, но в глазах не потух горячий блеск. — И в колхозе с тридцать второго, и новый способ полива, и орден, и всеобщее уважение. Все правильно! Бывает! А ведь сам же ты, товарищ капитан, говорил, что проморгали человека. Бывает и по двадцать лет рядом живут, и в партию вступают, а все это маскировка. А потом, в один прекрасный день, эти гады…
— Но есть же вера в человека, — тихо, дрожащими губами сказал Шералиев.
— Вера в человека есть! Но сомнение — тоже вещь полезная! — повернулся к нему снова готовый к драке Кравченко.
— Отставить разговорчики! — по-командирски прикрикнул капитан. — Младший лейтенант Шералиев, слушайте приказ!
Шералиев вскочил и стал «смирно».
— С этой минуты вы не должны покидать заставу ни при каких обстоятельствах. Таинственный певец еще появится на Сарыбаше и будет там петь. Обязательно будет! От вас потребуется перевод песен. Это вам практика перед зачетом.
— Но, товарищ капитан, а если… — беспомощно начал Шералиев.
— Вы хотите сказать, — жестко перебил его капитан, — а если они будут петь на языке, который только шестьдесят человек знают? Спешно становитесь шестьдесят первым. С вами пойду либо я, либо старший лейтенант, кто из нас будет в этот момент на заставе.
— И все? — спросил Кравченко.
— Пока все.
Старший лейтенант так дернул плечом, что погоны встали дыбом. В затяжелевших руках, в напружинившихся ногах, во всем его мощном теле клокотала ярость и сила для последнего броска. Вцепиться бы в горло врага! А тут — маневры, обходы…
— Во всяком случае, тактические занятия на завтра я отменяю! — с вызовом сказал он.
— Попрошу не отменять. Демаскироваться хочешь? — капитан повернулся к Шералиеву, и глаза его потеплели. — А вам я вот что еще скажу, Рустам Саятович. Всей душой хотел бы я верить вместе с вами, но подожду. Знаю, вы со мной не согласитесь.
Шералиев помолчал, потом спросил грустно:
— Разрешите быть свободным?
— Ого, время-то! — посмотрел капитан на часы. — Идите, отдыхайте. Нет, не отдыхайте, а жмите, вовсю жмите на этот язык шестидесяти!
Шералиев слабо улыбнулся и вышел. На крыльце он остановился. Была уже глубокая ночь. Выкованная из серебра, тяжелая и сияющая луна висела над заставой, над колхозом и над пустой равниной за рекой. В ее пронзительном свете искрилась пряжка на ошейнике лежавшей около крыльца Мушки, а вокруг все было застлано, как снегом, искристым лунным светом. Было необыкновенно тихо, молчали даже напуганные неистовым лунным светом неугомонные колхозные собаки. Лишь на башенке клуба бормотало невнятно, как во сне, радио.
Открылась дверь, выпустив в лунную голубизну теплый желтый свет. Крыльцо пожаловалось скрипуче под тяжелой поступью Кравченко. Он постоял, сунув руки глубоко в карманы, и сказал насмешливо:
— Говоришь, петушиное кукареку утра не делает?
Шералиев молчал. Старший лейтенант резко повторил:
— Я спрашиваю, как насчет петуха?
Шералиев снова промолчал, понурившись. Кравченко стеснительно посопел и вдруг рывком обнял младшего лейтенанта за плечи.
— Адская наша работа, чего уж там. Ты прав, брат! Нелегко в человеке подлеца видеть.
Он поднял к небу бледное от луны лицо и долго смотрел на переливающиеся звезды.
— «И звезда с звездою говорит», — шепотом прочитал он и тихо удивился: — Надо же такое сказать!..